Фредерик Ленуар - Пророчество Луны

— Завтра утром, в районе Баб-аль-Уад.

— Наверняка мы услышим его крики, — сказал Жорж, помолчал немного, а затем спросил: — А кто будет хозяйничать в таверне?

— Я! Ибрагим вчера предложил мне эту должность, если приму ислам. Я сразу же согласился!

— Нет худа без добра, — пробормотал Жорж, понимая теперь, отчего Паоло в таком прекрасном настроении.

— Ну, друзья, мне повезло отчасти благодаря вам. Так что буду приносить вам по нескольку кварт лучшего вина, в знак признательности. А сейчас мне нужно найти помощника среди молодых пленников.

— Смотри не греши, как Мустафа! — прокричал ему вслед Джованни, когда Паоло был уже на полпути к выходу.

— Не беспокойтесь! Я слишком люблю женщин, а теперь смогу свободно ходить по улицам, когда не буду занят в таверне!

Прошло пять недель. Как и предсказывал Александр, все это время Жорж и Джованни не могли вставать. Первые шаги оказались чрезвычайно болезненными и не столько из-за ран, которые хорошо затянулись, сколько из-за того, что мышцы ног ослабли и не выдерживали напряжения. Целую неделю беглецы ковыляли только по тюрьме, поддерживаемые друзьями, потом — опираясь на палки, и наконец смогли ходить без посторонней помощи. Именно тогда Джованни приказали явиться в Дженину.

Солнце стояло высоко, и муэдзин только что призвал правоверных на полуденную молитву. У Джованни дрожали ноги и трепетало сердце, когда он, преодолевая боль, брел во дворец паши. Он прекрасно понимал, зачем Ибрагим вызвал его. Едва он вошел в приемный зал дворецкого, как лицом к лицу столкнулся с евреем-эмиссаром, который вернулся из Италии. Мужчины молча смотрели друг на друга. Вскоре появился Ибрагим и на удивление любезно поприветствовал Джованни.

— А, синьор Да Скола! Как приятно снова вас видеть! Рад, что вы снова можете стоять! Но не стойте слишком долго, вы еще слишком слабы!

Джованни подождал, пока сядет хозяин, и только потом сам опустился на подушки.

— Вы помните Исаака, не так ли?

Джованни кивнул.

— Сегодня утром наш друг вернулся из путешествия в Италию и рассказал мне обо всем, что ему довелось увидеть и услышать за то время, пока он вел переговоры об освобождении некоторых пленников.

Дворецкий помолчал немного, поглаживая бороду, затем с наигранным удивлением продолжил:

— Похоже, вам не слишком хочется услышать, что он о вас узнал.

Джованни опустил глаза. Он понял, куда клонит сановник, и решил его опередить.

— Я знаю, что обманул ваше доверие. Знаю, что меня ждет кара еще более суровая, чем наказание, которое я вынес. Но уверен, на моем месте вы поступили бы так же, чтобы избежать галер. Разве человек не способен на что угодно, чтобы избежать возвращения в ад?

Ибрагим пристально посмотрел на юношу.

— Почему «возвращения»?

— Несколько лет назад в Венеции меня приговорили к ссылке на галеры за то, что я убил на дуэли дворянина, будучи, как вы уже догадались, простым крестьянином, — признался Джованни.

— Как случилось, что калабрийский крестьянин дрался на дуэли с аристократом-венецианцем?

Джованни снова потупил взгляд.

— Я бы рассказал вам всю историю своей несчастной жизни! Но, уверен, вам она не интересна.

— Напротив, как большинство моих сограждан, я обожаю истории! Исаак, можете идти. Раз наш друг признался в обмане, вам здесь делать нечего. Если потребуется, я пошлю за вами.

Заметно обрадовавшись, что может наконец отдохнуть, еврей покинул комнату. Ибрагим приказал слуге принести напитки и попросил Джованни начать свой рассказ и не пропускать ничего важного. Второй раз за несколько месяцев юноша стал описывать свою короткую, но такую насыщенную событиями жизнь, стараясь ничего не упустить: ни письма, ни потери веры в пещере отшельника, ни собаки, которая спасла ему жизнь. Ибрагим слушал, словно завороженный. Лишь раз прервал он Джованни, когда пришло время послеобеденной молитвы. Дворецкий вернулся с подносом вяленых фруктов и велел Джованни продолжить повествование. Когда тот закончил, уже наступила ночь и Ибрагим ушел. Когда он появился снова, то сделал нечто неожиданное — пригласил Джованни отобедать с ним.

Во время трапезы араб засыпал юношу вопросами о философии, богословии и астрологии. Когда муэдзин возвестил правоверным, что пришло время ночной молитвы, Ибрагим наконец отпустил итальянца, пригласив того вернуться следующим вечером и снова пообедать во дворце, а также продолжить беседу.

— Почему вы не сказали мне правду с самого начала? — спросил он Джованни, когда прощался. — Я бы вызволил вас из тюрьмы и оставил в Дженине своим личным невольником, чтобы мы могли разговаривать о великих истинах!

На следующий вечер раб пришел за Джованни, чтобы отвести того к дворецкому паши. За едой они снова обсуждали философские и религиозные вопросы, которые весьма увлекали Ибрагима. Джованни воспользовался представившейся возможностью и расспросил араба о мусульманской религии; тот был рад просветить гостя. Через два дня невольник привел Джованни в комнату рядом с покоями дворецкого и сказал, что по желанию его хозяина юноша теперь будет жить здесь. Итальянец понял, что условия его жизни полностью поменяются, он сможет вернуться к умственным занятиям, спать в роскошной спальне и даже гулять по дворцу, но радости не было. Он по-прежнему оставался узником. Только клетка поменялась.

Юноша попытался уговорить Ибрагима перевести во дворец и Жоржа, но безуспешно. Дворецкий сердился на француза за помощь Джованни в подготовке побега и не хотел ни с кем делить общество нового знакомого. И все-таки Джованни удалось упросить Ибрагима улучшить существование Жоржа. Дворецкий одарил нового раба роскошными одеждами, предоставил ему книги и письменные принадлежности и даже предложил молодую красивую рабыню-мавританку, чтобы та угождала всем его желаниям. К большому удивлению Ибрагима, от девушки Джованни отказался.

Проходили недели. Удушающий зной августа сменился мягким теплом раннего сентября. Дни становились короче, а ночи — прохладнее, что очень радовало Джованни, который натерпелся от летней жары в тюремных общих спальнях. Дворец паши был не слишком велик, но весьма красив, и юноша полюбил гулять по тенистым душистым садам и внутренним дворикам, которые, переходя один в другой, вели прямо в покои паши и его гарема. Лишь туда не разрешалось ходить рабам, и Джованни даже мельком не видел ни одной из многочисленных жен правителя, которых зорко стерегли двенадцать чернокожих евнухов.

Ибрагим почти все время был занят на службе, и потому их беседы с Джованни стали не такими частыми, но он по-прежнему приглашал юношу к обеду раза два в неделю.