Николай Стародымов - Гений Умирает Дважды

Один из снайперов, страховавших действия девчат, сидел в недостроенном кирпичном домике и сквозь оптический прицел внимательно наблюдал за происходившим. Он-то и заметил какое-то шевеление на балкончике второго этажа. Сквозь густой частокол ограждения было видно, что там кто-то есть и этот кто-то торопливо оглядывает округу. Очевидно, его еще не обнаружили и теперь он пытается определить, как и куда ему скрыться. Нет сомнения, что это один из бандитов — больше там некому находиться, и уж подавно некому прятаться.

Снайпер колебался лишь мгновение. Если сейчас предупредить девчат, что на втором этаже находится еще один бандит, они попытаются его задержать. Однако эффект неожиданности уже утерян, преступник готов к отпору и нет уверенности, что он сразу же безропотно сдастся.

Сдастся… Сдастся или попытается сопротивляться и его-таки возьмут… Его вместе с остальными будут судить, посадят, и в «зоне» он будет в числе самых крутых отморозков — потому что участвовал в такой операции… А если — во что снайпер, конечно же, не верил и даже возможности такой не допускал, но все же… если этому ублюдку вдруг удастся сейчас сбежать или на суде не смогут доказать его вину; короче, если он сумеет выпутаться, тогда смерть ребят из райотдела окажется неотомщенной!

Снайпер перехватил винтовку поудобрее и изготовился к стрельбе. Человек на балкончике наконец приподнялся над ограждением (в прицел был хорошо виден пистолет, который тот сжимал в руке), осторожно выглянул вниз. Под стеной росли кусты смородины, которые закрыли бы его, сделали невидимым с улицы. Правда, в момент прыжка он оказывался открытым со всех сторон, но бандит решил рискнуть. Попытка бежать еще давала ему какой-то шанс на спасение, если же оставаться на месте, он бы лишился и его. И бандит решился.

Рывком перемахнув через ограждение, бандит рухнул в кусты. Он был еще в полете, когда громко щелкнул винтовочный выстрел.

— Кто стрелял? — донеслось из эфира.

— Четвертый, — отозвался снайпер. — Преступник с пистолетом спрыгнул со второго этажа.

— Где он?

— В кустах за домом.

— Попал?

— Конечно.

— Куда?

— В колено.

…Когда оперативники обежали дом и вломились в кусты, сразу увидели лежащего там бандита. Пуля попала ему точно в лоб. Снятый с предохранителя пистолет валялся рядом.

— "В колено"… — пряча пистолет в кобуру, ухмыльнулся один из них.

— Ну промазал чуток, — отозвался второй. — Их бы всех сейчас к стенке, да очередью…

— Нельзя, — с сожалением вздохнул третий. — Ладно, пошли, пусть полежит пока.

— Давайте-ка тех троих мимо этого проведем — разговорчивей будут, — предложил первый.

— Так они же потом на него все станут валить.

— Ну и пусть валят! Райотдел вместе расстреливали, так что вали — не вали, а отвечать придется! На видеопленке их ведь опознали, и машину их тоже…

— Всех бы к стенке… — повторил второй. — Й-эх…

Майор милиции Сергей Абрамов шел по Детскому проезду родного городка, однако не замечал вокруг ничего. Ни старого, дореволюционной еще постройки, здания из темно-красного, сгладившегося от времени на стыках, кирпича, обнесенного старинной кованной решеткой — так называемого Приходского дома; ни красивой, лишь недавно отремонтированной церкви Иконы Смоленской Божей Матери; ни дореволюционной же постройки дачи фабриканта Лыжина; ни относительно нового угловатого длинного жилого желто-кирпичного здания с рядом магазинов в цоколе… Он просто шел — и не мог примириться с тем, что нынче произошло.

Как же все-таки бренна и ненадежна наша жизнь на этом свете… Что происходит на том, другом, свете, быть может его и вовсе нет, а может и существует и там тоже все не менее бренно, нам знать не дано. Пока. Побываем — узнаем.

Чушь какая-то в голову лезет. Еще тут, на этом свете, нужно разобраться с теми, кто убил друга, а потом уже… Потом уже узнавать, что дано нам познать в мире ином.

Сергей пересек улицу по серому, потрескавшемуся, в рытвинах, асфальту, подошел ко входу в здание библиотеки. Здесь на втором этаже располагался местный художественный музей. И тут раза два в месяц собирались местные поэты. Абрамов к поэзии всегда относился скептически. Никогда ее не понимал, называл рифмоплетством.

Миновав вход, постарался как можно более приветливо (сегодня это ему удалось с трудом) улыбнуться гардеробщице.

— Где моя супруга?

— Наверху, — охотно кивнула ему старенькая седенькая женщина.

К Абрамову она всегда относилась подчеркнуто благожелательно. Даже как-то сказала жене: скинуть бы мне, мол, годков тридцать, не видать бы тебе своего Серегу как собственных ушей… Жена, рассказывая об этом, посмеялась, и тем не менее попросила мужа приходить к ней на работу пореже. И Сергей тогда тоже посмеялся: да не собираюсь я пока тебя менять, а уж если и надумаю, то на кого-нибудь помоложе… В общем, пошутили, попикировались, да и все. Но только Абрамов с тех пор на всякий случай и в самом деле стал заходить на работу к жене пореже; и не потому, что боялся ревности, тем более к женщине весьма почтенных лет, просто подумал, что просьба жены может иметь совершенно иное объяснение. Где конкретно он работает, хоть кто-то, да знал — городок маленький, всем обо всех все известно… Ну а где "хоть кто-то", там и все остальные. Ведь кто его знает, как люди относятся к жене "мента"…

Абрамов поднялся на второй этаж, вошел в помещение музея. На стенах висели в основном картины Анатолия Петушкова, уроженца Ивантеевки, художника, профессора Международной Славянской академии. Его творчество Сергею нравилось. Однако сегодня он прошел мимо них, даже не взглянув на полотна — было не до того.

Из задней комнатки музея доносились голоса. Значит, опять поэты заседают. Просто непонятно, кому сейчас это все нужно… Что, времени лишнего у них настолько много? Так им еще и в местной газете "Пульс Ивантеевки" регулярно предоставляют целую полосу под эти творения.

Впрочем, с другой стороны, может, кому-то невмоготу жить, не занимаясь рифмоплетством? У них, у людей, которые считают себя поэтами, в душе есть стремление к самовыражению путем складывания слов в определенном порядке, а это уже образ жизни, и подобные встречи для них крайне важны… Так что редактор, быть может, напротив, молодец, что дает им такую возможность… Вот только кто читает эти рифмованные строки — это вопрос!

Сергей осторожно заглянул в комнату. Н-да, знакомые все лица… Вовка Кошелев, Коля Михеев, Илья Грехов, Александрина Суровцева, еще кто-то… А читала свои творения Стаська Ершова. Она, конечно, со своими закидонами, не без того, но девчонка классная… Она, кажется, обожает только три вещи: свое имя Анастасия (не уставая напоминать, что это имя по-древнегречески значит "Воскресшая"), Россию и Володьку Кошелева.