Джон Бердетт - Бангкок-8

— Что вы хотите сказать?

— Я хочу сказать, что не мог им позволить сделать то, что они задумали, даже с этим мальчиком-проституткой.

Я все еще не мог его понять и, наморщив лоб, решил, что это алкогольная отрава блокирует мои мыслительные функции.

— Тогда я решил посвятить в свою проблему брата и попросить его совета. Но о пленке не сказал, он о ней ничего не знал. Брат день медитировал, затем позвонил мне. Его вердикт был изящным, ясновидящим и решительным, как сам буддизм. И заключался в одной-единственной фразе: «Передай пленку ей». Можешь называть меня суеверным стариком, но я отдал ей кассету. Это случилось за несколько дней до того, как она убила Брэдли при помощи змей. Разумеется, она все поняла, когда увидела бедную русскую с золотым стерженьком в пупке.

Я смотрел на него, едва сдерживая улыбку.

— При помощи пленки она верховодит над Уорреном? И заставила его приехать в Таиланд?

— Да. Мы все ее недооценили. Признайся, что это истинное правосудие по-тайски.

— А как быть с телохранителями Уоррена? Кхмерами?

Викорн презрительно хмыкнул:

— Она всегда имела над ними власть. Уоррен и Брэдли наняли их в панике, когда прижали русские. Но каким способом Брэдли мог с ними общаться, если не при помощи Фатимы? Эти животные говорят лишь по-тайски и на кхмерском. Да, Уоррен знает тайский, но он не всегда здесь. А они не доверяют фарангам. Родичи Фатимы — выходцы из джунглей, поэтому ей не чужд образ мыслей этих дикарей. Уоррен и Брэдли не заметили опасности, потому что недооценили Фатиму. А она мало-помалу стала для этих кхмеров божеством. Со времен гражданской войны и смерти Пол Пота они все словно потерянные. Для них Фатима — словно возврат в былые дни с их шаманами и апокалипсическими видениями, к тому же она снабдила их мотоциклами «харлей-дэвидсон» и автоматами «узи». Стала Пол Потом, Санта-Клаусом и богиней смерти в одном лице.

Мозг любит истину. Как только все части мозаики выложены на стол, он работает вовсю, чтобы установить связи.

— Два дня назад она и Уоррен пригласили меня в галерею, и я наблюдал, как она разбила самую ценную из его нефритовых статуэток. И еще массу всего другого.

— Она с ним играет. Не знаю, что у нее на уме. Она кошка, а он мышь. Она наслаждается своей ролью — ведь они поменялись местами. — Викорн не спеша поднял голову и посмотрел на меня из-под полуопущенных век. — Она играет со всеми нами. Интересное дельце?

— У вас есть какие-нибудь соображения?

— Абсолютно никаких. Не представляю ее планов. Я всегда держался от Фатимы на расстоянии вытянутой руки. Она мне требовалась лишь для того, чтобы доложить, что товар благополучно прибыл и направлен в город. Брэдли был дураком, если считал, что за ним не следили. Стоимость некоторых партий доходила до двадцати миллионов долларов. Я уже не говорю о нефрите. — Полковник помолчал и почесал нос. — Мне вообще-то вовсе не нравится торговля, но надо же как-то взбадривать наших людей.

— Как она устроила дело со змеями?

— Фатима из народности карен. Ее соплеменники постоянно продавали китайцам этот опасный товар, а те требовали, чтобы змеи были свежими. Карен научились переправлять рептилий живыми. Фатима просто-напросто сказала, что ей требуется, и заплатила за работу. — Викорн вскинул руки. — Она неуправляема, но при помощи той пленки командует Уорреном. Какой смысл его убивать, если он ее раб и она его медленно уничтожает?

— А через Уоррена она управляет вами? Я видел вас несколько дней назад в «Бамбуковом баре».

— Вот как? — Старик бросил на меня косой взгляд.

— Доктор Суричай тоже был там.

Викорн кашлянул, не сводя с меня глаз.

— Фатима хочет сделать с миром то же, что мир сделал с ней. Вопрос не в том, чтобы убить Уоррена — не он сотворил этот мир. Понимаешь? Теперь, когда она контролирует Уоррена, она контролирует всех. Меня пригласили, и я побежал слушать, как она поет. Уоррен позвал — упрашивал чуть не на коленях, потому что так захотела Фатима.

— Весь этот сыр-бор только для того, чтобы затащить вас в джаз-клуб, где она поет «Прощай, черный дрозд»?

— Ты бы понял, если бы не был таким безобразно святым. У нее первый раз в жизни появилась возможность подняться выше других, она верховодит миром. Она — императрица, люди спешат выполнить любую ее прихоть. Ей доставило огромное удовольствие видеть, как я прискакал по ее команде.

Викорн подался вперед и повернул револьвер так, что рукоятка смотрела в мою сторону, а ствол — в его.

— Убей меня, если хватит духу. У тебя есть право — моя вина в том, что погиб твой напарник.

Я обернулся на мягкие шаги. У этой молодой женщины черные волосы были коротко острижены, почти под мальчика, в каждом ухе по три серьги. Она носила джинсы и черный топик на завязках, который не скрывал изящной татуировки — цветка хризантемы над правой грудью. Сначала я решил, что это одна из его дочерей, но потом вспомнил слух, что такая татуировка есть у Да — четвертой mia noi, младшей жены полковника. Она скользнула взглядом по гигантскому револьверу, поклонилась мне и, отметив степень опьянения мужа, презрительно фыркнула и довольно резко спросила, что нам подать — чай или спиртное. А если ничего не надо, она бы хотела, чтобы шофер Викорна отвез ее в город, где у нее назначена встреча с подружкой. Полковник раздраженно разрешил ей воспользоваться машиной и водителем, и мы проводили ее взглядом, пока она шлепала босыми ногами к двери. Полковник сделал неопределенный жест рукой.

— Ошибка. Я динозавр, Сончай. Проглядел, как изменилась наша страна. В прежние времена, когда брали в дом mia noi, все, что требовалось, — кормить ее и ее семью и подарить ей одного-двух детей. А теперь, — он покачал головой, — ей требуется самосовершенствование: я плачу за уроки у парикмахера, стилиста, за бесконечные занятия аэробикой и новейшие интернет-программы. Заявляет, что дома сходит с ума от скуки и намерена завести свое интернет-кафе. Такое впечатление, что ей вовсе не хочется иметь детей. Говорит, что мы заключили с ней сделку, своего рода договор: она отдает мне свое тело всякий раз, когда у меня хватает на это сил, она остается мне верной, а я взамен финансирую ее. Эта женщина — живое слияние Востока и Запада.

— Сделка не из худших.

— Понимаю. Но куда подевалась романтика? Она меня даже не боится. Видел, как она посмотрела на револьвер? Словно хотела сказать: «Старикан опять играет в свои игрушки». А вчера заявила: «Будешь вечером заниматься со мной сексом, или мне можно посмотреть футбол?» С каких это пор наши женщины помешались на футболе?

— Уже давно. Могу засвидетельствовать, что многие из них предпочитают футбол сексу.

— Она самая честолюбивая и наименее довольная из всех моих жен. Неужели эмансипация — это когда женщина испытывает постоянное чувство неудовлетворенности? Что это за мир? Мне что-то не хочется больше в нем маяться. Так ты отправишь меня в следующую инкарнацию или нет?