Билл Нэйпир - Икона и крест

— Как он меня достал!

Дебби посигналила, включила дальний свет и притопила педаль — мы буквально процарапались мимо грузовика. Не прошло и часа, как мы неслись по улицам Очо-Риоса. «Жареные цыплята», ярко освещенное круизное судно, курорты, рестораны… Этой дорогой за три дня до этого нас вез Норман Смерч, только в противоположную сторону.

Я сказал:

— Эдак мы уже минут через семь-восемь будем на месте.

Через пять минут я склонился через плечо Дебби.

— Помедленней.

И вот в свете фар мы прочитали: «Нуэва Севилья». Дебби снизила скорость до черепашьей и свернула влево.

— Выключи фары.

Месяц осветил узкую извилистую дорогу, еле заметно поднимающуюся вверх. Она вела к низкому белому зданию, залитому ровным светом прожекторов.

— Главный дом, — предположила Зоула. — На каждой плантации должен быть главный дом.

Проселочная дорога уходила влево от шоссе. Дебби проехала по ней еще несколько ярдов и встала. Мы молча озирались по сторонам.

— Никого, — сказала Зоула.

— Откуда тут кто возьмется-то? Без нас им ту загадку нипочем не решить, — неуверенно ответил я.

— Ты ведь направил их в Порт-Ройал, верно?

По голосу Дебби было слышно, что она нервничала.

— Тогда почему мы так натянуты — словно скрипичные струны? — спросила Зоула.

— Дебби… Может, тебе лучше исчезнуть? Мы с Зоулой будем ждать тебя где-нибудь на шоссе.

— Издеваешься?

По плантации были разбросаны низкие полуразрушенные строения. Местность просматривалась не дальше чем на полумилю. Мы вышли и тихонько закрыли дверцы машины. «Почему мы крадемся?» — подумал я. Дебби перегнулась через перила и посмотрела с моста вниз. Слышалось журчание воды.

— Что ищешь, Гарри?

— Что-нибудь имеющее отношение к счетоводу.

— Счетовод? Откуда здесь взяться счетоводу, будь он неладен?

— Где бы он ни был, нам надо поторапливаться.

Мы разделились. Лучи наших фонариков ощупывали пядь за пядью. Я уже подбирался к главному дому и начал беспокоиться, нет ли тут охраны, когда услышал сдерживаемый крик откуда-то снизу холма. Радостный голос Дебби:

— Сюда! Нашла!

И вправду. Табличка гласила:

Испанская кладка. Счетовод надзирал за работами.

В больших поместьях — таких, как это — держали обычно двух надсмотрщиков: один наблюдал за рабочими в поле, а другой — на фабрике».

Прибежала Зоула. Она громко шептала:

— Наконец-то! Наконец-то!

Отсюда мы видели море. Небо усыпали звезды, раскинулся от края и до края Млечный Путь. Великолепная красная звезда так и бросалась в глаза. Ничего удивительного, что Огилви воспользовался ею как естественным ориентиром.

— Это и есть Полярная звезда? — спросила Дебби, показывая на Арктур.

— Нет. Ее можно найти с помощью Большой Медведицы. Полярная звезда вон там.

Она висела над морем, чуть выше линии горизонта. Я вытянул руку:

— А это — наш азимут, семьдесят градусов.

Тут Дебби изящной рысью разбежалась по траве и перепрыгнула через низкую ограду. Сердце у меня забилось. Мы и вправду искали клад. Чудеса!

Следуя указаниям, мы вернулись к дороге, на которой Дебби оставила машину, перешли мост, и вот…

В 1524 году по распоряжению аббата Петера Мартира началось возведение каменной церкви. Вот как описывает эту церковь Ганс Слоун, видевший ее в 1688 году:

„В церкви три нефа с рядами колонн. Очень хороши западные врата“. Церковь выстроена в готическом стиле, так что в ней применены контрфорсы. Форма — многоугольник. Найдено несколько фрагментов здания, в том числе лепнина, фестоны, херувимы».

— Это оно! Правда, Гарри? — прошептала Дебби.

Ярдах в тридцати стоял ряд домов. Сквозь шторы пробивался свет.

— Многоугольник.

— И я готова поспорить, что икона закопана как раз посредине, — добавила Зоула, тоже шепотом.

— Ее, возможно, оттуда давным-давно забрали. Сколько-то веков тому назад какие-нибудь работяги взяли и выкопали.

— Ах, Гарри! Только не после всего того, что нам пришлось перенести, — услышал я рядом голос Дебби.

Мы крались вдоль развалин. Ночной скрип насекомых уже начался. Зоула посветила фонариком в дверной проем и крикнула:

— Эй!

Археологический раскоп. Все как положено: брезент, ступенчатые склоны, ведра, лопатки и веревки, натянутые в виде аккуратной прямоугольной решетки.

Мы обалдело водили фонариками, освещая каждый угол. У меня кружилась голова.

— Дядя! — раздался местный говор. — Что надо?

Дебби тихонько взвизгнула, а я так чуть из шкуры не выпрыгнул. Рядом стоял мальчик лет четырнадцати. В руках он держал банку из-под варенья, в которой плавали большие прозрачные креветки.

— Ты меня испугал, — сказала Дебби.

Испугал! Да я со страху чуть не помер!

— Археологи здесь давно работают? — спросила Зоула.

— Теперь мой дедушка тут все купил. Я отведу.

Мы пошли за мальчиком. В поле стоял одинокий дом с крыльцом и крышей из гофрированного железа.

— Дед здесь?

В глубине дома кто-то закашлялся. К нам вышел старик с палочкой. Из его приветствия мы не поняли ни слова, но он доброжелательно помахал нам, чтоб входили. Мальчик прошел вперед и исчез в доме. Пахло едой.

Гостиная была тесной. Комнату освещала свисавшая с низкого потолка лампочка без абажура. В одном углу стоял телевизор, в другом — несколько ящиков с подушками и одинокое кресло. На буфете выстроились семейные фотографии и пара свечек. Над буфетом висело зеркало, слева от него — прикрепленный к стене упаковочной клейкой лентой портрет Хайле Селассие [23] Хайле Селассие (настоящее имя Тафари Маконнен) — император Эфиопии с 1930 по 1974 год., сыгравший огромную роль в создании Организации африканского единства. На Ямайке возник культ, носящий его имя, — «растафарианство» (от «рас» — принц). (вырезанный из журнала), а справа висел на гвоздях Подлинный Крест.

Из кухни донесся постепенно нарастающий женский крик.

— Ты что, совсем балбес?! Кыш! Воды принеси! Указанной в средневековом описании серебряной отделки не было. В древесине остались углубления — судя по всему, от драгоценных камней. Но сам триптих сохранился. На двух створках проглядывались изображения: мать и дитя — на левой, распятый Христос — на правой. Увеличенные глаза, удлиненные лица, заостренные подбородки… Так писали в Византии. В центральную же часть был вделан прямоугольный кусок дерева, где-то шесть дюймов на двенадцать. Сучковатая древесина казалась старой, ее словно из воды выловили. Или этому куску просто-напросто было две тысячи лет… Если не считать серебра и камней, предмет перед нами точь-в-точь совпадал с тем, что описал Огилви.

Наши вытянувшиеся лица заставили мужчину перейти в оборону: