Джон Харви - Ты плоть, ты кровь моя

И даже тогда Элдер никак не мог забыть об этом. Такое совпадение! Все улики! Почти полная убежденность в этом прямо-таки разъедала его изнутри. Он такие вещи никогда не пропускал.

Когда он предъявил фотографии Маккернану, тот только злобно ухмыльнулся.

– Ты знаешь ее, Алан?

– Хотел бы! – Он хитро подмигнул.

– Куда ты ее дел, Алан? Что с ней стало?

Глаза Маккернана остекленели, и он начал тихонько напевать себе под нос что-то из Джонни Кидда и группы «Пайретс». Кажется, «Шейкин олл оувер».

Элдер закусил губу и продолжил допрос.

Скажи спасибо, что хоть чего-то добился.

Но если не считать этого, у тебя ничего и нет. Как у Хелен и Тревора Блэклок, никакой дочери, одни пустые комнаты.

Он выехал из Корнуолла рано, сумка на заднем сиденье, термос с кофе – рядом; он так и не смог выбросить из головы воспоминание о пропавшей Сьюзен Блэклок.

На первой же заправочной станции залил полный бак бензина, проверил уровень масла в двигателе, подкачал шины. Это был первый за долгое время случай, когда его машина, неприметный «форд», выбралась в такое путешествие. В магазине при станции он купил две плитки шоколада, апельсиновый сок, пачку мятных лепешек. Он не собирался часто останавливаться, разве что по естественной необходимости.

Что будет делать, когда приедет, он сам еще толком не знал – ну порыщет вокруг, может, порасспрашивает местных, потрясет кое-кого, поизучает местность.

Возле Эксетера движение стало более интенсивным. Элдер включил радио, прошелся по привычным каналам: Радио-2, 3 и 4, «Классик FM». По большей части он предпочитал тишину. Широкие шоссе, потом узкие местные дороги через пустоши Йоркшира, за ними – шоссе А171, петляющее между лесом и болотами; справа иногда виднеется море. К тому моменту, когда впереди показались руины аббатства в Уитби, у Элдера уже болела поясница, левую ногу свело, в горле пересохло. Он медленно проехал по набережной вдоль внутренней гавани, потом припарковал машину, взял свою сумку и пешком одолел короткое расстояние до гостиницы «Уайт Хорс энд Гриффин» – полсотни метров по мощенной камнем Черч-стрит.

Номер он заказал заранее, тот оказался под самой крышей: чистые простыни, удобная кровать, мягкое кресло. На три дня, может, на четыре – он не знал наверняка. Не спеша принять ванну, переодеться, потом поесть в ресторане внизу – он оказался гораздо голоднее, чем ожидал, – и запить все пинтой пива. И как только голова его коснулась подушки, он сразу же заснул. Крики чаек, резкие и непрекращающиеся, разбудили его около пяти утра.

Сьюзен Блэклок приехала сюда из Честерфилда вместе с родителями, на каникулы. Две недели в жилом фургоне в «Хейвен холидей парк», высоко на скалах, возвышающихся над Уитби с видом на Солтуик-Бей. Единственный ребенок в семье, она, пока училась в общей начальной школе, вроде была вполне счастлива и всем довольна, хорошего поведения, добросовестная и честная; ее довольно часто приглашали на вечеринки, школьные конкурсы на лучший торт к празднику, костюмированные балы, обычные игры – «испорченный телефон», «музыкальные стулья», фокусники, в чьих руках предметы исчезают прямо на глазах. В первые годы в единой средней школе она, однако, как-то ушла в себя, стушевалась, стала незаметной, так что на родительских собраниях учителям нужно было напоминать, кто она такая. Но затем, когда ей стукнуло четырнадцать, у нее проснулся интерес к театру, к драме, актерский талант, которого прежде в ней никто и не подозревал; выглядело это так, словно, взяв новую роль, примеряя на себя чужой характер, чужую жизнь, она обретала собственный голос. В бледно-голубом платье и с огромным белоснежным бантом, она была Алисой, следующей за белым кроликом в страну чудес; храбрая при любых обстоятельствах, словно глухая к окружающим ее ужасам войны в «Мамаше Кураж», она вызывала слезы не только у собственных родителей.

Все это вызвало к ней повышенный интерес, придало ей уверенности в себе, пусть даже лишь показной, обеспечило ей подруг и мужское внимание. В пятнадцать она была уверена, что влюбилась – в семнадцатилетнего, с татуировками на спине и на руках; он пил водку из горлышка и иногда нюхал клей. Родители устроили ей жуткую взбучку и установили для нее новые жесткие правила поведения. Она не подчинялась, она угрожала, умоляла, плакала, возвращалась домой после двух ночи. «Вы ничего не понимаете! – кричала она. – Вы просто ничего не понимаете!» Но ее мать все прекрасно понимала.

Однажды, когда Сьюзен прогуляла школу, чтобы встретиться с ним, своим любимым, он на свидание не пришел. При встречах на улице он отворачивался. Когда она набралась смелости и сама подошла к нему в пабе, где он сидел с приятелем, он рассмеялся ей в лицо.

Шесть недель она страдала, полагая, что сердце ее разбито, а потом однажды утром проснулась, оделась, переделала все дела, которые нужно было сделать, и вдруг обнаружила, что вовсе о нем не думает. В тот вечер, к полному неудовольствию отца, они с матерью все время хихикали, как две сестрички, несколько часов подряд проболтали на пониженных тонах, обнимаясь и плача.

Эти каникулы означали для нее новый этап жизни: в сентябре она начнет учиться в приготовительном колледже, а там в программе курсы английского и драмы, изучение СМИ, теории искусств, дизайна. А потом, в третий вторник августа, она исчезла – это было в августе четырнадцать лет назад.

Надев два свитера, чтобы уберечься от пронизывающего ветра, дувшего с раннего утра, Элдер обошел оба пирса, прикрывавших внутреннюю гавань. Здесь поодаль друг от друга, упрятанные в свои «всепогодные» одежки, стояли рыболовы; удочки на ограждении, сигареты прикрыты сложенными чашечкой ладонями, так что тлеющие огоньки едва видно. Напротив рыбного рынка с рыбачьей лодки выгружали ночной улов, другая лодка подходила к берегу. Элдер знал, что в Великобритании каждый год пропадает без вести почти десять тысяч человек и что из этого числа почти треть так никогда и не удается ни выявить, ни найти.

Но он обещал ее родителям, что найдет ее, поклялся в этом, и в ответ был вознагражден доверием, ярко и даже жадно отразившимся на их лицах; но в глубине души он был уверен, что она давно мертва, тело так и не обнаружено, все еще ждет, пока его найдут – после стольких лет!

После завтрака Элдер добрался, преодолев примерно сто девяносто ступенек, до церкви и аббатства Святой Марии; на вершине утеса он обернулся назад, на минутку, чтобы посмотреть на город, на челюсти кита, белевшие на западном утесе, в дальнем конце гавани, на памятник капитану Куку, установленный неподалеку. За городом, за деревьями, отмечавшими долину Эск-Ривер, начинались моховые болота, мрачные и величественные под серым небом.