Кэтрин Нэвилл - Магический круг

Машина вновь послушно несла меня в черную пустынную ночь, и я, вознося к небесам благодарственные молитвы, отвесила сама себе пару сильных пощечин и открыла окно, впустив в салон снежный вихрь. Снежные иголки вонзились мне в лицо. Сделав большой глоток ледяного воздуха, я задержала дыхание. Глаза начали гореть и слезиться, и я протерла их тыльной стороной перчатки, потом сорвала лыжную шапочку и тряхнула головой, позволяя волосам присоединиться к дикому снежному кружению, завладевшему всем салоном и взметнувшему даже спокойно лежавшие газеты. Закрыв наконец окно, я вернулась к реальности, вполне отрезвленная. Что же, черт побери, со мной произошло?

Разумеется, я понимала, что произошло. Умер Сэм, и я с трудом представляла себе жизнь на этой планете без него. «Вне себя» от горя — так можно было бы описать мое состояние с некой шизофренической точки зрения. Хотя я мало видела или слышала Сэма за последние семь лет, но неизменно чувствовала его сопричастность ко всей моей жизни. В известном смысле он оставался единственным по-настоящему родственным мне человеком. Я вдруг впервые осознала, что в его отсутствие постоянно мысленно разговаривала с ним. А теперь мне даже мысленно не с кем будет поговорить.

И все-таки я еще не готова была присоединиться к счастливой загробной жизни Сэма. Во всяком случае, не из-за того, что на этой ночной дороге не выдержала проверки на умственные способности. Именно в этот момент сквозь кружевной снежный занавес я разглядела вдалеке туманное свечение. Достаточно протяженное, чтобы оказаться городом за пределами огромной высокогорной пустыни. Похоже, я добралась до дома.

Однако приключения еще не закончились.

Я затормозила на дороге рядом с домом, в цокольном этаже которого находились мои прелестные апартаменты, и в полном изнеможении и расстройстве посмотрела на подъездную аллею. Она бесследно исчезла, исчезла под взбитыми снежными сливками, поднимавшимися выше окон моего этажа. Видимо, после долгой и изматывающей крутой поездки мне еще придется заняться раскопками, чтобы просто добраться до дома, не говоря уже о попадании в саму квартиру. Конечно, я сама виновата, нечего было снимать дешевое жилье в этом дурацком айдахском подвале.

Выключив зажигание, я в мрачном молчании поглядывала на крутой склон, где обычно проходила подъездная аллея, и пыталась придумать, что лучше предпринять в данном случае. Как у всех жителей горных районов, в багажнике у меня имелся запас средств первой необходимости на все времена года: песок, соль и вода, теплая одежда, непромокаемая обувь, костровой набор, аварийный стартер, веревки и тросы — но только не лопата. Впрочем, даже с ее помощью мне не под силу было расчистить снежные заносы, чтобы проехать к дому на машине.

В бессмысленном оцепенении я наблюдала, как кружащиеся снежинки тихо опускаются на ветровое стекло. Сэм сказал бы сейчас что-нибудь забавное. Или, может, выпрыгнул бы из машины и начал танцевать на снегу — снежный танец, как бы присоединяясь к этой божественной стихии…

Встряхнув головой, я попыталась вернуться к жизни. Снизу из моего подвала доносились телефонные звонки. В доме не заметно было никаких признаков жизни — видимо, мой чудаковатый, хотя и обожаемый домовладелец-мормон отправился в горы, решив первым прокатиться по свежему снежку, или в храм, помолиться о том, чтобы подъездная аллея сама расчистилась.

Мне ужасно не хотелось продираться по глубокому снегу, и я поняла, что лыжи являются единственным средством для продвижения от машины к дому. К счастью, легкие вездеходные ботинки и лыжи лежали в багажнике вместе с прочими спасательными приспособлениями. Оставалось только прикинуть, где же примерно начинается подъездная аллея. Не хотелось бы провалиться в зияющую пропасть нашей лужайки, почти неразличимой сейчас под снежным завалом, но смертельно бездонной, почти как зыбучие пески. К тому же я вынуждена была бросить машину на ночь прямо на трассе, откуда она, вероятно, тоже исчезнет, если я не успею спасти ее прежде, чем поутру тут проедут снегоочистители.

Я вылезла из машины, достала из багажника лыжи и брезентовый рюкзачок с кое-какими вещичками, который надеялась дотащить на своих плечах, и поставила все на дорогу. Нырнув глубже в недра машины за ботинками, я заметила через боковое окно свой почтовый ящик, опознав его по яркому флажку, беспечно болтавшемуся на ветру, и вдруг вспомнила, что, спешно уезжая на похороны, забыла приостановить доставку почты. Я захлопнула дверцу багажника и, держась за его ручку, чтобы не упасть, другой рукой смахнула с ящика снежный сугробик и извлекла накопившуюся за неделю почту. Ее оказалось невероятно много. Тогда я отпустила дверную ручку и потянулась за рюкзаком, нечаянно отступив немного в сторону от машины.

При первом же шаге я по пояс провалилась в снег и продолжала погружаться все глубже. Чувствуя, как меня охватывает страх, я попыталась справиться с паникой. Я знала, что если начну метаться, то стану лишь быстрее тонуть. Достаточно долго прожив в этих краях, я не раз слышала о людях, которые задохнулись, погрузившись в бездонный снег, где уже не могли пошевелить ни рукой, ни ногой ради собственного спасения. Второе, что пришло в голову, когда я начала тонуть, это что я уехала на похороны без особого шума, просто сказав шефу, что умер один из моих родственников, и оставив туманную записку домовладельцу. Так что, даже если найдут-таки мой автомобиль, вполне возможно, что меня саму никто не найдет до весенней оттепели!

Я зашвырнула бесполезную пачку почты подальше под машину, рассудив, что так ее хотя бы не занесет снегом. Потом, умудрившись зацепиться локтем за твердую поверхность и загребая другой рукой, я сумела извернуться и выбросила обе руки вперед, на дорогу. Подтягиваясь на руках вверх, я чувствовала себя так, словно вылезаю из бассейна с пятидесятифунтовой гирей на ногах: это усилие лишило меня последних остатков энергии. Распластавшись на снегу рядом с машиной, я лежала, дрожа от страха и изнеможения. Но пролежала я недолго; вскоре снег, налипший на мою недостаточно непромокаемую одежду за время купания в сугробе, растаял, и холод пробрался внутрь.

С трудом поднявшись на ноги, я рывком открыла дверцу машины. Замерзшая, мокрая, совершенно измученная, я была зла на саму себя. Разве рассказ Джека Лондона «Костер» не является обязательным чтением для живущих в горах детей? В нем речь идет о парне, который, невзирая на умные советы, пошел в тундру в жуткий мороз. Он замерз до смерти. Очень медленно. Подобная смерть не входила в мои планы.

Я вытащила из машины вездеходные ботинки, зашнуровала их непослушными пальцами в мокрых перчатках, нацепила свои длинные и легкие норвежские лыжи, сунула почту в рюкзак, закинула его за спину и съехала к задней двери. Зачем я вообще полезла за этой почтой? Она спокойно могла бы полежать в ящике до утра.