Эрик Гарсия - Грязное мамбо, или Потрошители

Эсбери слушал, в нужных местах кивая или пожимая плечами, а потом сказал, что сочувствует, но может лишь предложить нам остаться пока у него.

— В этом доме сканер не везде берет, — клялся он. — А я пока что-нибудь придумаю.

Но Бонни это не заинтересовало.

— Это нечестно по отношению к тебе, — сказала она. — Ты и так рискуешь, пустив нас в квартиру.

Аутсайдер задумался, глядя в пространство с отсутствующим видом и щелкая пальцами. Откуда Бонни знает этого человека? Друг семьи? Не похоже. Значит, познакомились позже. Что у них — секс, роман? Неожиданная ревность подступила к горлу, и мне остро захотелось спросить их об этом здесь и сейчас.

Но тут заговорил Эсбери:

— Есть одна хаза, но палиться за так не буду. Пусть звонит без грузила. Это большое доверие.

Бонни собралась мне перевести, но я все прекрасно понял. Эсбери хотел знать, кто я такой, прежде чем открывать свои карты. Он намеревался послушать, как я оказался в подобной ситуации. Ему требовались доказательства, что я его не сдам.

Он хотел знать, как я сделался биокредитчиком в бегах.

Что ж, это справедливо. В любом случае моя очередь рассказывать.

И вот что я сказал.

Примерно год назад я изымал искорганы у цирковых артистов-близнецов. На тридцать четвертом году жизни у них одновременно проявилось редкое генетическое заболевание: гипоталамус начал усыхать, и все, что могли сделать врачи, это заменить его трансплантатом. Братья были довольно известными воздушными гимнастами и ежевечерне бросали вызов смерти, летая в пятидесяти футах над ареной, разжимая руки и приземляясь в маленький квадратный бассейн с водой, окруженный блестящими металлическими шипами, смазанными кураре. Цирк явно претерпел значительные изменения с тех пор, как я ходил туда мальчишкой.

Но золотых гор это не приносило. Народ предпочитал бегать по магазинам или сидеть дома и смотреть телевизор, чем посещать рискованные «живые» представления, прямо смесь костедробительного дерби и родео. Продажи билетов падали, страховые взносы росли.

Возможно, именно поэтому Ганс и Эдвин, летающие братья Мюллеринг, не смогли оплатить свои гипоталамусы, и я пришел за ними в маленький мотель с почасовой оплатой. За пять долларов администратор сказал, в каком номере они остановились. Я не ожидал проблем и не стал пускать эфир. Все мы делаем ошибки.

Едва я вошел, Ганс ударил меня по кумполу палкой трапеции. Удар пришелся по касательной и оглушил лишь на секунду; я перехватил палку на следующем замахе, резко выкрутил и вмазал снизу вверх по лицу нападавшего. Ганс поковылял прочь, схватившись за голову и мыча от боли.

Эдвин тем временем что-то делал на полу, согнувшись за спинкой двуспальной кровати. Я увидел, как его плечи дернулись, словно от электрошока, услышал металлические щелчки и звук вставленной на место обоймы и успел пригнуться, пули лишь чиркнули по волосам. Шесть выстрелов — на каждой пуле, можно сказать, написано мое имя, — и все мимо. Я не мешал Эдвину разрядить пистолет в дверь.

— Стрелок из тебя говно, — сообщил я и вновь отступил. Ганса все еще плохо слушались ноги — толку от него не было никакого, а Эдвин судорожно рвал обойму своего автоматического пистолета. Я не дал ему второго шанса — перемахнул кровать, не удержавшись от прыжка на матрасе, и коленом придавил Эдвина к полу. Вырвав пистолет за ствол, я сунул его в карман.

— Мы можем тебе заплатить, — прохрипел Эдвин в тощий грязный палас. Я уловил слабый акцент — видимо, тевтонские корни держат крепко. — Мы тебе заплатим, а ты скажешь, что не нашел нас.

Я уловил движение за спиной: Ганс заходил сзади. Я резко крутнулся и, не целясь, ударил обеими ногами, попав в колено и что-то там выбив — послышался громкий хруст. Жилистый немец упал на ковер, заорав от боли. В руке он сжимал не оружие, а маленькую стопку купюр, которые намеревался мне всучить.

— Я так не работаю, — объяснил я корчившемуся на полу человеку и, вытащив квитанции, потряс ими перед его лицом: — Передать эти деньги кому-нибудь?

Эдвин отрицательно покачал головой и начал снова:

— Возьми их себе, просто возьми и уходи.

— Я сказал, что так не работаю, — повысил я голос и спросил, четко выговаривая каждое слово: — У вас есть родственники?

Клиенты ненавидят этот вопрос, всегда вызывающий у них словесное недержание. Я оборвал стенания Ганса и Эдвина, подбив летающих братьев Мюллеринг двумя выстрелами из тазера, и приступил к работе.

Дома Венди оплакивала дорогого покойного мужа. Она узнала об инциденте от нашего знакомого, тот услышал о нем от парня по имени Чип, которому проболтался Фрэнк. Я отсутствовал меньше четырех часов, но когда тебя чуть не пришили на работе, новость разносится с невероятной скоростью. Языки мелют всегда, но отчего-то плохие новости распространяются быстрее, чем хорошие.

Мы много раз говорили о переходе в другой отдел. Венди просила меня заняться продажами, я отказывался, она настаивала с легким нажимом в голосе, и мы закрывали тему на неделю-две, а потом все начиналось сначала. Она приводила убедительные доводы: это безопаснее, больше подходит мужчине моего солидного возраста и даст мне возможность заниматься любимым хобби, например, дышать.

Узнав об инциденте с братьями Мюллеринг, Венди чуть с ума не сошла, ведь когда история достигла ее ушей, меня (а) застрелили, (б) задушили, (в) обезглавили, что, понятное дело, расстроило супругу. Она кинулась ко мне, крепко-крепко обняла и долго не отпускала, время от времени с силой ударяя кулаком в грудь за то, что подвергаю себя такому риску. Венди не питала иллюзий в отношении специфики моей работы, но знала о способах все просчитать и подстраховаться, стало быть, я наверняка схалтурил где-то в процессе подготовки.

— Скажи, что ты переведешься, — умоляла она в ту ночь. — Перейдешь в отдел продаж. Фрэнк тебя отпустит.

— Это не моя специальность, — возражал я.

— Сейчас не твоя, но ты бы мог освоить…

Я приготовился к ссоре. Черт, я регулярно ссорился со всеми женами, отчего бы не поддержать традицию?

Но я устал. Или адреналин перегорел, пока я отбивался от летающих братьев, приведя меня в сговорчивое состояние, и я не смог собраться с силами для достойного ответа. Страшно не желая свирепеть, я вдруг услышал собственные слова:

— Ладно, ладно. — И еще раз, словно не верил своим ушам: — Ладно.

Джейк и Фрэнк сделали все возможное, чтобы меня отговорить. Приводили самые убедительные доводы, почему я зачахну и помру в продажах, будучи созданным для карьеры биокредитчика. Но они видели, что я принял решение. Джейк, по-моему, в душе сразу махнул рукой.

— В деньгах сильно потеряешь, — напомнил он. — Там зарплата и рядом не лежала с нашей.