Олег Бажанов - Иванов.ru

Никто не успел даже слова вымолвить, только запоздалое «Ах ты!..» повисло в воздухе перед тем, как Батурин тяжело упал на землю. А Иванов, получив чувствительный удар прикладом в спину, перелетел через лежащего Александра и сразу не смог подняться. Он только увидел, как приподнялась с земли Наташка, но её стекленеющий взгляд был направлен не на него и не на своих убийц, а в серый, скатывающийся в тягучие сумерки над их головами день…

Холодный воздух прорезала короткая автоматная очередь, и Иванов в ужасе зарылся лицом в мокрый снег…

С расцарапанным лицом он сидел возле неподвижного тела. Не плакал — на это не было слёз, молчал, только изредка поднимал усталые глаза на проходивших мимо. Он не узнавал никого. Он думал о своём и был далеко… в Чечне девяносто пятого… рядом с боевыми друзьями, которых ему сейчас так не хватало…

В глубине сознания Иванов понимал, что ему надо немедленно подняться и уйти подальше от убитой девушки, от косых взглядов проходящих мимо нехороших людей в камуфляжах. Но ему было всё безразлично. И он сидел, потому что очень устал, потому что от удара прикладом болела спина. Болела так, что было невозможно дышать. А ещё потому, что болело сердце. И эту боль нельзя было сравнить ни с какой другой.

Когда вокруг Иванова собралась вооружённая группа, он не пошевелился. Прозвучала команда: «Тащите!», и кто-то попытался взять Наташку за ноги.

— Оставьте, сволочи! — неотрывно глядя в одну точку на снегу, прорычал Иванов. Спорить с ним не стали. Подошёл ещё кто-то.

— Ты не очень-то сволочись! — узнал Иванов низкий голос Чугуна. — Они пятерых наших уложили!

«Ничуть не жалко», — подумал Иванов, приходя в себя и придавая взгляду осмысленность. Он понял, что на него смотрят с ожиданием.

— Уйди отсюда, не мешай! — приказал Чугун. Иванова грубо оттолкнули, и он молча повиновался.

В сгущающемся полумраке убитых подтаскивали к почти уже выкопанной яме у крайних кустов. Некоторых ещё подающих признаки жизни добивали ножами и прикладами. Кто-то из «вольных стрелков», не выдержав тяжёлого запаха крови, блевал прямо тут же. Туда, к яме и поволокли Наташку. Иванов, опустив голову, медленно шёл по тянущейся за телом по серому снегу неровной кровавой дорожке.

Подойдя к чёрному краю ямы, Иванов увидел в ней четверых мужиков бомжеватого вида, орудующих изо всех сил ломами и лопатами.

— Не будь дураком! — тихо сказал неслышно подошедший Батурин. — Я своим мужикам велел, чтобы помалкивали об этой истории… Чугун, конечно, всё узнает, но не сейчас, и сегодня ты сможешь уехать отсюда живым. Понял?

Иванов, не отрывая взгляда от страшного провала ямы, молча кивнул и вздохнул, подумав про жену и дочь.

— На меня зла не держи. Если б кто-то ушёл, Чугун бы нас всех тут положил. — Александр отошёл, а Иванов продолжал стоять у края углубляющейся в черноту могилы.

Земля успела промёрзнуть только сверху, и работа у землекопов спорилась. Закончив копать, четверо мужиков, передав наверх ломы и лопаты, стали укладывать ровными рядами тела, небрежно скидываемые в яму. Иванов увидел, как некрасиво, с глухим ударом, будто наполненный чем-то мягким мешок, упало на груду остывающих тел окровавленное тело Наташки, как рассыпались по её плечам и красивому лицу чёрные волосы, и зажмурил глаза, пережидая очередной приступ боли. Но от ямы не отошёл. Заставил себя снова открыть глаза. Он хотел запомнить всё.

— Сколько их? — спросил кто-то рядом. Иванов даже не посмотрел в ту сторону.

— Сорок три — с нашими, — ответил чей-то голос подальше.

— Точно? Никто не ушёл?

— Никто.

— А говорили — пятьдесят.

— Не-а… Сорок три…

Когда последнее тело было скинуто в зияющее чрево ямы, и бомжи-землекопы уже собрались вылезти из неё, раздались автоматные очереди. Четверо мужиков в робах, освещаемые в темноте наступающей ночи вспышками выстрелов, упали как подкошенные на уложенные ими же тела. Выстроившись в ряд у чёрного земляного отвала на краю, без суеты, словно выполняли обычную повседневную работу, стреляли люди в серых комбинезонах и чёрных масках. Рядом с ними спокойно стоял и курил Чугун. «Свидетели нам не нужны!» — вспомнил его слова Иванов и жутко содрогнулся.

Выстрелы смолкли.

— Мужики, взяли лопаты! — в повисшей звенящей тишине голос Чугуна прозвучал глухо. Но его услышали. Несколько человек послушно схватили лопаты и стали быстро закидывать свежей землёй большую братскую могилу. А Иванов, не в силах пошевелиться, стоял и смотрел. Но это был не он. Потому что он — боевой офицер — не мог принимать во всём этом бесчеловечном безумии участия! Этот кошмар не мог быть реальностью… Иванов поднял голову к небесам, будто удостоверяясь, видит ли всё это Бог? Но свинцово-чёрное низкое небо выглядело безжизненным. Тяжёлые сумерки переливались чернотой через край…

Он не смог бы рассказать, как добрался домой, потому что не помнил. В автобусе вместе с остальными он сильно напился. Перед глазами стояла одна и та же картина: окровавленное девичье тело скидывают в яму, наполненную мёртвыми телами…

В душе Иванова образовалась какая-то зияющая чёрная пустота. Он не мог спать. Стоило только немного забыться, как перед глазами вставала картина: лежащая на тёмно-красном снегу девушка, истекая кровью, смотрит на него глазами, полными ненависти и ужаса. Эти глаза обвиняют его перед Богом и людьми! Они взывают к мщению! Он видит, как девушка пытается приподняться с земли, но её стекленеющий взгляд направлен не на него и не на её убийц, а в серый, скатывающийся в тягучие сумерки над их головами день…

…За мёртвым телом по грязному снегу тянется неровный кровавый след. Большая могила смотрит на него страшным чёрным провалом… Некрасиво, с глухим ударом, падает на груду остывающих тел окровавленное тело девушки, а по её плечам и красивому лицу, закрытым глазам рассыпаются чёрные волосы…

Два дня, закрывшись от всего мира в своей комнате, Иванов пил. Он не разговаривал даже с женой, не отвечал на телефонные звонки, не общался с ребёнком. Ему хотелось только одного — умереть.

Лена таким видела его впервые. Несколько раз она пыталась заговорить с мужем, но наталкивалась на запертую дверь или на отчуждённый отсутствующий взгляд человека, которого совсем не знала. Ей стало страшно и жутко, но обратиться к кому-то в этом чужом городе она не могла и, оставив попытки поговорить, переживала постигшую их маленькую семью беду одна.

Чужой Иванов, лишь иногда выходя по надобности, никак не обращался ни к жене, ни к дочке, будто не узнавая их, и снова запирался в комнате и пил… Один.

Но однажды он не вышел. На исходе второго дня жена вызвала «скорую»…