Георгий Ланской - Танцы мертвых волков

— Что — точно?

— Следы. Бабушка наша не сама свалилась. Кто-то старушку к котловану оттащил, и вниз скинул, так сказать, проверить хотел, умеет ли бабка плавать кролем на спине.

— А причина смерти — точно утопление?

Юрка кивнул и сделал внушительный глоток из своей кружки.

— Утонула бабуся. Только вот когда ее достали, у нее на голове была ссадина, руки сбиты и два пальца сломаны. Эксперт сказал — раздробили ударом чего-то тяжелого, возможно подошвой ботинка. Мы по краешку котлована походили — и точно, в одном месте, где склон более пологий, следы рук и вырванный ноготь. Бабуся жить еще хотела, за соломинку цеплялась, а этот гад ей ногами по пальцам…

— Следы были?

— Были, вон фототаблицы глянь… Армейские ботинки сорок второго размера. На глине хорошо отпечатались.

— Юр, — осторожно пригубив горячий чай, осведомился я, — а карту где обнаружили?

— А в пальто. Хотя на дворе лето, но, видать, бабулька зябла, вот пальто и нацепила. В кармане мы восьмерку пик и нашли.

Помучив Юрку вопросами, я выпил еще одну кружку чая и откланялся, скупо рассказав о двух утопленниках с игральными картами в карманах. Подгоняемый изумленным "Едрит твою мать!", я спешно выскочил из отделения и поехал на другой конец города.

В отличие от словоохотливого Юрка, в другом райотделе меня встретил неприветливый сержант Николай Парумов, долго и нудно выспрашивавший о цели визита. Чаю не предложил, от сигарет отказался, дважды звонил моему начальнику, но, в конце концов, сдался и вытащил дело из пыльного сейфа.

— Мне этот Курочкин поперек горла уже стоит, — пожаловался Парумов. — А все эта Земельцева, грымза патлатая. На хрена теперь этот висяк? Ну, выпил мужичок, пошел купаться, а водица то в мае еще холодная. Ногу судорогой свело, вот он и утонул.

— Утонул, и сам на берег выбрался? — фыркнул я. Парумов моей шутки не понял и обиделся.

— Ну, мало ли. Может, волной прибило. А эта горгона как начала орать: убийство, убийство… Прямо как попугай Флинта.

— Он "Пиастры! Пиастры!" кричал, — поправил я.

— Один хрен. Хотя, если честно, кое-какие следы борьбы на теле были. Царапины, под ногтями частички кожи, синяки на шее. Утопили, в общем, голубчика, а потом разыграли сценку с купанием. Раздели, одежку на берегу сложили…

— Курочкин пьяный был?

— Пьяный. И бутылка на берегу валялась, с его пальчиками, между прочим. На работе его день рождения отмечал. Потом толпой на природу поехали, напились до зеленых чертей и укатили, а про именинника вспомнили только на другой день, когда тот на работе не появился.

— Кем он трудился?

— Курьером на кабельном телевидении. Поди, подай, принеси, короче говоря. У него, насколько я знаю, зрение было очень плохое, около двадцати процентов видимости осталось. На серьезную работу не мог устроится, вот и прозябал.

— А карту игральную где нашли?

— Шестерку-то? Она прямо на одежде лежала, камушком придавленная. Я еще удивился, думал, может на ней телефон записан или еще что… Но там ничего не было… Следачка тоже ее в руках вертела, потом плечами пожала и на этом успокоилась… А в чем, собственно, дело?

Я загадочно улыбнулся и попрощался с невежливым Парумовым. В своем кабинете я положил на стол лист бумаги и начал делать записи, игнорируя вопросы любопытствующего Семенова. И только когда работа была закончена, я милостиво согласился дать разъяснения.

— Что мы имеем, Саня, — неторопливо начал я. — Двадцать второго мая на берегу реки был найден труп Антона Курочкина, утопленного неизвестным. Место преступления, кое осматривала мадам Земельцева, найдена игральная карта без отпечатков пальцев, а именно — шестерка бубен. Дальше у нас труп Ирины Кутеповой — и опять карта, на этот раз пиковая восьмерка. Теперь смотри — июль, начало месяца — и мы находим на берегу реки Машу Тыртычную и десятку бубен. И спустя всего несколько дней — Андрей Боталов и червовый валет… После убийства Тыртычной убийца звонит Быстровой, потом делает то же самое после убийства Боталова. И что у нас получается?

Семенов внимательно смотрел на лист бумаги совершенно тупым взглядом. Я терпеливо ждал.

— Это что же, — наконец сказал он, — получается серия?

— Получается, — кивнул я. — И не получается. Вот именно это меня и гложет.

— Почему не получается-то? — удивился Семенов. — Все сходится. У нас тут по ходу, маньяк орудует. Вот только…

Семенов задумался и еще раз посмотрел на мои записи.

— Семерки нет и девятки, — наконец произнес он.

— Верно. И почему, как ты думаешь?

— А чего тут думать? Мы их просто пока не нашли.

— Молодец, — похвалил я. — Но, возможно, этих трупов попросту нет.

— Как это? — не понял Семенов.

— А так это. Помнится, классик юмористического жанра рассказывал приколы эмигрантов в Америке. Так вот, в одном из городов наши пацаны запустили в здание школы трех свиней с надписями на боках: один, два и четыре, так потом вся школа месяц искала свинью под номером три. Так что вполне возможно семерки и девятки не существует. Но твоя версия тоже имеет место быть. Трупы могли и не обнаружить. И именно в ее пользу говорят звонки.

— То есть?

— Если это маньяк, то ему хочется славы. Смотри, что получается: он убил Курочкина, потом кого-то еще, потом Кутепову, нашел новую жертву, а славы то нет! Город не гремит, никто его не боится… И тогда, после убийства Тыртычной он звонит Быстровой. И делает то же самое после расправы над Боталовым.

— Почему Быстровой? — резонно спросил Семенов. — Она работает в гламурном журнале, с криминалом никак не связана. С тем же успехом можно было звонить Шмелеву, Сахно или еще паре журналистов, работающих в криминальной теме. Тогда огласка была бы обеспечена.

— Вот именно, — согласился я. — И этого я понять не могу. Возможно, он знает ее лично, а Быстрова либо не колется, либо не отдает отчета в этом. Возможно, его прельстило ее фото на страницах журнала, а узнать телефон труда не составит. Ну, или третий вариант — он слышал о той истории с виртуальной бандой и решил ее впутать.

— Она может быть сообщницей, — скривился Семенов. — Но мне бы не хотелось… Она… ну… такая….

— Красивая? — услужливо подсказал я. Семенов покраснел. — И мне бы не хотелось. Как минимум, на два убийства у нее алиби, насчет остальных — не знаю. Она может и не вспомнить, где была месяц назад. Но проверить нужно.

— Интересно, как он выбирает жертв? — задумчиво произнес Семенов и отошел к подоконнику, где стоял чайник. Долив его из стеклянного графина, Семенов вытащил из висевшего на ручке пакета сверток с бутербродами и уселся за стол.

— Не пойму, — честно признался я. — И потому начинаю сомневаться в том, что это — серия.

— Почему?