Филипп Ванденберг - Тайный заговор

— Что вы имеете в виду?

— Я ведь уже сказал. Это было очень… странно. У меня не было никакого чувства…

Еще немного, и Бродка вцепился бы незнакомцу в глотку. Однако он вовремя опомнился и только презрительно бросил:

— Да вы с ума сошли, мужчина! Что вы плетете?

Незнакомец задумчиво поглядел на Бродку.

— Я почти уверен, мой господин, что гроб был пуст.

Бродка невольно отпрянул. Почувствовал, как кровь прилила к голове, набрал в легкие побольше воздуха и закричал:

— Как вы можете говорить такую чушь? С чего вы это взяли?

Незнакомец пожал плечами и ответил:

— Извините, господин. Не нужно было мне этого говорить. — Он сделал неуклюжее движение, словно хотел поклониться Бродке, а потом направился к невысокому зданию.

По пути к машине Бродка мало думал о том, что сказал ему незнакомец, которого он принял за сумасшедшего. Гораздо больше его заинтересовало море цветов на могиле матери. Кто мог прислать на похороны добрый грузовик венков и охапок цветов? Насколько Бродка помнил, мать всегда жила одна. Конечно, в последние годы они почти не виделись, но сама мысль о том, что ее окружали многочисленные поклонники, была настолько абсурдной, что Бродка не смог сдержать улыбки.

Последующие дни были связаны с посещением чиновников и оплатой счетов. Бродка не смог избежать того, чтобы не побывать в квартире своей матери на Принцрегентштрассе, что вызвало у него огромную неловкость. Швейцар недоверчиво взглянул на Бродку, но все же дал ключ, и теперь, поднимаясь на второй этаж, Александр чувствовал себя непрошеным гостем.

Бродка терпеть не мог такие подъезды, как этот: югендстиль, синий кафель, красные ковровые дорожки. Все это действовало как-то удручающе. Отношения между ним и матерью последние десять лет были скорее натянутыми, чем гармоничными, и за все время он только единожды проведал ее в этой квартире. К сожалению, состоявшийся тогда разговор заставил Бродку больше никогда не навещать мать.

Прежде чем открыть дверь квартиры, он на мгновение остановился — так бывает с человеком, которому предстоит сделать трудный шаг.

На полу в прихожей лежала почта, которую вбросили через щель для писем в двери. Бродка поискал выключатель. Круглая лампа на потолке из голубоватого, словно замерзшего стекла — наверняка очень старая и дорогая, но, на его вкус, отвратительная, — озарила прихожую слабым светом. Пахло нафталином и старыми пыльными шторами, чего Бродка не выносил. Охотнее всего он повернул бы назад.

Когда он поднимал почту с пола, взгляд его упал на дверь напротив. Она была слегка приоткрыта, и ему показалось, что в щель пробивается теплый свет лампы.

— Здесь есть кто-нибудь? — крикнул он и прислушался. Ничего.

Бродка мягко толкнул дверь и стал напряженно и немного испуганно осматриваться в поисках источника света.

На низеньком круглом столике, рядом с удобным диваном, стоявшим у еще одной двери, горела маленькая лампа.

— Здесь есть кто-нибудь? — еще раз громко спросил Бродка и, не дождавшись ответа, подошел к окну, чтобы поднять роллеты.

Дверь, возле которой стоял диван, вела в спальню. Бродка осторожно открыл ее и включил свет. Он не ожидал, что застанет прибранную комнату, но от зрелища, представшего его глазам, у него по спине побежали мурашки. Постель была скомкана. По полу были разбросаны платья и коробочки с лекарствами.

Бродка бросился к окну, распахнул пошире обе створки и глубоко вдохнул. С улицы доносился шум транспорта, на город опускались сумерки. Бродка с отвращением вышел из комнаты.

У двери, ведущей в гостиную, он остановился. Когда же Александр все-таки вошел в нее и окинул взглядом обстановку, ему стало ясно, насколько он отдалился от матери.

Квадратная комната была заставлена антикварной мебелью. Каждый предмет был ценен сам по себе, но из-за нагроможденности комната скорее напоминала склад. Левый угол у окна занимал высокий, до самого потолка стеллаж. Перед ним стоял секретер «Бидермейер» из вишневого дерева, украшенный черными полуколоннами. Между окон Бродка увидел витрину со старыми бокалами; поскольку она была шире, чем стенной промежуток, углы витрины выступали за него.

На противоположной от двери стене висела огромная итальянская картина в стиле барокко: обнаженная богиня Диана на повозке, запряженной лебедями. Под ней — диван «Бидермейер» с розовыми и бирюзовыми полосками, к слову, единственная вещь, понравившаяся Бродке. Слева от него — маленький столик с горящей лампой, справа — изящный сундук, а на нем — ваза с засохшими розами. Перед сундуком — большой круглый стол и два кресла.

Между дверью, которая вела в прихожую, и еще одной, за которой находилась кладовая, стоял комод в стиле барокко с позолоченной оковкой, на нем — всяческий хлам, какие-то вазочки, древняя Библия и две фотографии в серебряных рамках, вызвавшие интерес Бродки.

Он подошел поближе и на мгновение испугался, когда в венецианском зеркале в разукрашенной раме, которое висело над комодом, увидел собственное лицо. Затем он взял одну из фотографий, на которой был запечатлен маленький мальчик, сидевший на руках матери. И пусть Бродка никогда не видел этого фото, он сразу же понял, что ребенок на снимке — это он сам.

Вторая фотография была ему знакома. Со снимка на него смотрела статная пожилая женщина в броском костюме и черной шляпе с широкими загнутыми полями — его мать, какой он ее запомнил.

Равнодушно, без всякой цели Бродка принялся открывать дверцы и выдвигать ящики, словно искал прошлое своей матери, прошлое, которое было ему абсолютно чуждо. Конечно же, у каждого человека есть своя тайная жизнь, стена, за которой он прячется, но жизнь матери казалась ему всегда настолько же загадочной и непостижимой, как работа компьютера.

Александр часто задавался вопросом, откуда у матери были деньги на то, чтобы послать его, еще совсем маленького мальчика, в дорогой интернат. Позже, когда проявился его талант, он стал учиться в техническом институте фотографии. Когда однажды он спросил мать, не слишком ли тяготят ее затраты на его обучение, она ответила, что ему не стоит беспокоиться по этому поводу — именно так она выразилась.

Мать Бродки была женщиной без прошлого — даже в том возрасте, когда прошлое приобретает все большее и большее значение.

Насколько помнил Бродка, мать никогда не обременяла себя постоянной работой. Единственное, что было постоянным в ее жизни, — это курсы лечения, которые она проходила весной и осенью каждого года и к которым относилась со всей серьезностью.

Когда Бродка открыл секретер, его внешняя панель превратилась в письменный стол и оттуда вывалилась куча бумаг: выписки из банковских счетов, акции, квитанции и какие-то справки. Бродка никогда не сомневался в том, что его мать была зажиточной женщиной, но теперь, увидев счета и справки, он понял, что она была богата, а может, даже очень богата.