Джон Гришем - Камера

– Что-нибудь еще?

– Ему дважды предъявляли иски о сексуальных домогательствах.

– О'кей, к черту Бутов. Меня интересуют сюрпризы нашего семейства.

– Семейных тайн мы пока даже не коснулись.

– Этого я и боялся.

Перед рассветом Дельту накрыла гроза. Сэма разбудили оглушительные разряды молний. Он услышал, как по оконным стеклам в коридоре забарабанили крупные капли дождя. Влажная постель стала прохладной. Может, грядущий день и не будет таким жарким, может, солнце не покажется из-за туч, может, на день-другой ветер освежит удушливую атмосферу. Во время дождя у Сэма всегда появлялись подобные надежды, однако летом гроза обычно означала лишь размокшую землю, испарения от которой под палящими лучами дневного светила вообще отнимали у человека способность дышать.

Приподняв голову, он смотрел, как на цементном полу коридора возникают небольшие лужицы. В тусклом желтоватом свете электрических ламп вода слабо поблескивала. На Скамье царила полная тишина.

Дождь Сэм любил, особенно летом и особенно по ночам. Безграничная мудрость толкнула власти штата Миссисипи построить Парчман в настоящем пекле. Блок особого режима походил на жаровню. Из соображений безопасности все выходившие на улицу окна были крошечными и фактически бесполезными. Вентиляции проект этого филиала ада на земле не предусматривал, поэтому воздух внутри оставался абсолютно неподвижным. Возводя образцовое пенитенциарное учреждение, создатели отказались от мысли установить в нем кондиционеры. Гордо возвышавшиеся над хлопковыми полями здания должны были поглощать из почвы ту же влагу, что и растения. Когда же земля пересыхала, то Скамья превращалась в раскаленную духовку.

Однако подчинить себе и погоду власти штата не смогли С началом дождя Сэм улыбался и возносил Богу краткую молитву. Творец оказывался на высоте, перед его всесилием штат отступал. Это была маленькая, но победа.

Встав с койки, Сэм потянулся. Постель его представляла собой матрас из поролона размером шесть на два с половиной фута и толщиной в четыре дюйма. Размещался он на металлической раме с наглухо вцементированными в пол ножками. Заключенному выдавали две простыни, зимой к ним иногда добавлялось одеяло. Почти всех без исключения сидельцев мучили боли в позвоночнике, но со временем человек привыкал и жалоб становилось меньше. Тюремного врача обитатели Скамьи своим другом не считали.

Сделав два шага, Сэм просунул руки меж прутьев решетки, оперся на локти. Он с наслаждением слушал раскаты грома, следил взглядом за залетавшими в коридор каплями. Хорошо бы сейчас пробежать босиком по мокрой траве, подставляя лицо низвергающимся с неба потокам воды!

Весь ужас Скамьи состоял в том, что человек на ней медленно, но неотвратимо умирал каждый день. Его убивало само ожидание смерти. Просыпаясь утром в своей клетке, он говорил: так, осталось на двадцать четыре часа меньше.

Сэм закурил, наблюдая за тем, как капли пронзают облачко дыма. В голове мелькнула мысль: удивительные вещи творятся в нашей системе правосудия. Суды принимают сегодня одно решение, а завтра – прямо противоположное. Они годами игнорируют все твои ходатайства, и вдруг – раз, ни с того ни с сего удовлетворяют его. Судьи, как и люди, умирают, на смену им приходят другие, придерживающиеся совершенно иной логики. После ухода старого президента новый повсюду расставляет членов своей команды, вслед за исполнительной властью шарахается в разные стороны и законодательная.

При определенных условиях смерть можно рассматривать как награду. Предложи Сэму выбрать между смертью и жизнью на Скамье, он без колебаний вошел бы в газовку. Но ведь существует еще и надежда, неясная, туманная вероятность того, что найдется в гигантском лабиринте правосудия трезвомыслящий чиновник и дело твое будет пересмотрено. О таком чуде мечтает каждый сиделец, именно эти мечты придают ему силы жить.

Не так давно Сэм прочитал где-то (он не помнил где), что из двух с половиной тысяч жителей Америки, приговоренных к высшей мере наказания, в прошлом, 1989-м, году казнены были лишь шестнадцать человек. После 1977-го, когда Гэри Гилмор в штате Юта сам пожелал встать перед расстрельным взводом, в Миссисипи казнили только четверых. Подобные цифры дарили пусть обманчивый, но шанс, укрепляли в Сэме желание бороться.

Сделав последнюю затяжку, Кэйхолл выбросил окурок в унитаз. Дождь к этому моменту уже закончился, выглянуло солнце. По камерам развезли завтрак. В семь часов Сэм включил телевизор, чтобы посмотреть утренние новости. Не успел он поднести ко рту намазанный джемом тост, как увидел на экране собственное лицо. Голос дикторши за кадром донес до зрителей главное событие вчерашнего дня: знаменитый убийца Сэм Кэйхолл нашел себе очередного адвоката. Новый защитник, некий Адам Холл, молодой сотрудник известной в Чикаго юридической фирмы “Крейвиц энд Бэйн”, является прямым внуком собственного клиента. Находившаяся перед объективом телекамеры фотография Сэма была десятилетней давности, той самой, что шла в ход всегда, когда только речь заходила о его деле. Снимок Адама казался несколько необычным. Чувствовалось, что фотограф застал юриста врасплох, выходящим из дверей. По словам дикторши, в беседе с корреспондентом “Мемфис пресс” Адам Холл признал, что приходится Сэму Кэйхоллу внуком. Напомнив зрителям суть выдвинутых генеральным прокурором штата обвинений, она дважды упомянула дату 8 августа и перешла к сводке происшествий за ночь.

Сэм швырнул к стене ненадкушенный тост, принялся наблюдать. Ждать пришлось недолго: таракан обнаружил поживу почти моментально, покружил, исследуя, и счел, по-видимому, несъедобной. Значит, сукин сын успел переговорить с прессой. Чему, черт побери, в этих колледжах учат? Какой конфиденциальности?

– Сэм, ты не спишь? – послышался из-за стены голос Джей-Би.

– Нет.

– Включи четвертый канал.

– Уже видел.

– Ты не обалдел?

– Все в норме.

– Дыши глубже, Сэм.

Выражение “дыши глубже” было среди приговоренных к смерти в газовой камере обычным и воспринималось как мрачный, но беззлобный юмор. Звучало оно всякий раз, когда кто-нибудь позволял себе проявление эмоций. Однако в устах охраны эти слова теряли оттенок шутки. Фраза становилась посягательством на конституционные права заключенных. Она фигурировала во множестве судебных исков, свидетельствуя о жестоком, садистском обращении с сидельцами.

Сэм заключил, что насекомое не ошиблось. Завтрак остался нетронутым. Глядя в пол, Кэйхолл отхлебнул кофе.

В девять тридцать в коридоре послышались шаги Пакера. Близилось время утренней прогулки. Рядом с Пакером двигались двое охранников, один нес в руке ножные оковы. У камеры Сэма троица остановилась.