Джон Гришем - Камера

– Меня зовут Адам Холл, я адвокат из Чикаго. Я внук Сэма Кэйхолла и в настоящее время представляю его интересы. – Судя по всему, мистер Крамер уже знал это, поскольку на его лице не дрогнул ни один мускул. – Мне хотелось бы поговорить с вами.

– Поговорить о чем? – О Сэме.

– Надеюсь, он горит сейчас в геенне огненной. – Фраза прозвучала так, будто Эллиот Крамер собственными глазами видит языки адского пламени. Его карие глаза были почти черными.

Не в силах выдержать проницательный взгляд, Адам чуть склонил голову. Что тут можно ответить?

– Да, сэр. – Он знал: вежливость на Юге – превыше всего. – Понимаю ваши чувства и не виню вас. Мне нужно лишь несколько минут.

– Сэм отважился испросить прощения?

То, что собеседник назвал деда Сэмом, поразило Адама. Не мистером Кэйхоллом, не Кэйхоллом, а просто Сэмом, как если бы речь шла о старом друге, решившем-таки восстановить мир после нелепой ссоры. “Скажи: “Я прошу прощения” – и распря будет забыта, Сэм”.

Почему не произнести слова, которые старик так хочет услышать? Можно поведать о раскаянии, долгие годы мучающем Сэма, о его жажде искупить свою вину. И все же Адам не нашел в себе сил солгать.

– Это что-нибудь изменило бы? – спросил он. Эллиот Крамер опустил визитную карточку в нагрудный карман пиджака. Его отсутствующий, ничего не выражающий взгляд переместился с Адама на окно.

– Нет. Это следовало сделать много лет назад.

В тоне старика не было сожаления. Медленно, в глубокой задумчивости произнесенная фраза звучала так, будто время для отца Марвина Крамера остановилось. В его словах слышалась застарелая, однако не ставшая привычной боль.

– Мистер Крамер, Сэм не знал, что я буду здесь, поэтому он не мог послать вам свои извинения. Вместо него их приношу я.

Устремленный в прошлое взгляд не дрогнул. Шестым чувством Адам понял: его слушают.

– Во всяком случае, от имени дочери Сэма и себя лично уверяю вас, мистер Крамер: мы искренне сожалеем о случившемся.

– Почему Сэм не сказал этих слов еще тогда?

– Я не могу ответить на ваш вопрос.

– Ясно. Вы – новичок.

Вот оно, могущество прессы. Естественно, мистер Крамер читает газеты.

– Да, сэр. И я пытаюсь спасти его жизнь.

– Почему?

– По ряду причин. Казнь Сэма не вернет вам сына и внуков. Он совершил ужасную ошибку, но такую же ошибку совершит и правительство, если убьет его.

– Думаете, я не слышал этого раньше?

– Безусловно, слышали, сэр. Я хорошо понимаю ваши чувства… Могу я попросить у вас пять минут?

– Три из них уже прошли. В вашем распоряжении осталось две.

Крамер посмотрел на часы и сунул руки в карманы брюк. Взгляд он по-прежнему не отводил от окна.

– Одна из газет в Мемфисе позволила себе процитировать вас, сэр. Вы говорили, что намерены присутствовать при казни Сэма Кэйхолла, что обязательно заглянете ему в глаза.

– Совершенно верно. Правда, сомневаюсь, что мне это удастся.

– Почему же?

– По причине загнивания системы правосудия. С Кэйхоллом власти нянчатся уже почти десять лет. Он находится под охраной государства, пишет апелляцию за апелляцией. Минуту назад вы сами заявили, что пытаетесь спасти его жизнь. Наша система порочна. Я не жду от нее справедливости.

– Уверяю вас, с ним не нянчатся. Скамья смертников – жуткое место. Сюда я приехал прямо оттуда.

– Верю, верю. Но он живет. Дышит полной грудью, сидит перед телевизором, читает книги. Он беседует с вами, строчит ходатайства. Сэм располагает временем подготовиться к смерти. Он произнесет молитву, простится с родственниками. У моих внуков этого времени не было, мистер Холл. Они не успели обнять родителей. В ту минуту они играли, и их просто разорвало на куски.

– Понимаю, мистер Крамер. Однако казнь Сэма не вдохнет в них жизнь.

– Нет, не вдохнет. Зато принесет облегчение нам. Она умерит нашу боль. Миллионы раз я молил Бога о том, чтобы Он дал мне силы увидеть Сэма мертвым. Пять лет назад у меня случился инфаркт. Две с половиной недели я пролежал под капельницами и выкарабкался только потому, что обещал себе пережить убийцу. Я приеду в Парчман, мистер Холл, если только врачи разрешат мне это. Посмотрю, как он будет умирать, а потом вернусь домой и начну считать дни до собственных похорон.

– Очень жаль, если вы испытываете лишь такие чувства.

– Мне тоже жаль. А еще я жалею о том, что услышал когда-то имя Сэма Кэйхолла.

Адам отступил на шаг, прислонился к деревянной раме витрины с кассовым аппаратом. Опустив голову, он рассматривал квадратики паркета. Эллиот Крамер упорно не отводил взгляда от окна. Солнце уже скрылось за крышами соседних домов, на полки маленького музея легли густые тени.

– Из-за Сэма я потерял отца, – тихо промолвил Адам.

– Сочувствую. Где-то я читал про него. Покончил с собой после третьего процесса, так?

– Да. Сэму тоже пришлось несладко. Сначала он разрушил собственную семью, а потом – вашу. Вина на нем куда большая, чем мы с вами в состоянии представить.

– Может, смерть снимет с него этот тяжкий груз.

– Может быть. Но почему не остановить готовящееся убийство?

– Что, по-вашему, в моих силах?

– Я слышал, вы давно дружите с губернатором.

– Какое вам дело до моих друзей?

– Это правда, не так ли?

– Губернатор – из местных. Я знал его еще мальчишкой.

– Я же познакомился с ним на прошлой неделе. В его власти проявить милосердие.

– Особо рассчитывать на это не стоит.

– Особых расчетов у меня и нет. Я в безвыходном положении, мистер Крамер. Фактически мне нечего терять, кроме деда. Если вы и ваша семья будете настаивать на казни, губернатор наверняка прислушается к вашему мнению.

– Вы правы.

– Но если вы выступите против, то он почти с той же вероятностью опять займет вашу сторону.

– Значит, все зависит от меня. – Впервые за время разговора Эллиот Крамер сдвинулся с места. Пройдя мимо Адама, он остановился у окна. – Вы не только в безвыходном положении, мистер Холл. Вы еще и на редкость наивный человек.

– Не спорю.

– Оказывается, я всесилен. Узнай я об этом раньше, ваш дед был бы уже мертв.

– Сэм не заслуживает смерти, мистер Крамер, – сказал Адам, направляясь к двери. Он не ждал найти здесь понимание, важнее было показаться старику на глаза, заставить его задуматься о других.

– Ее не заслуживали ни мои внуки, ни мой сын. У порога Адам остановился.

– Прошу извинить за внезапное вторжение. У меня есть сестра, двоюродный брат и тетя, дочь Сэма. Знайте: это – вся его семья. Казнь Сэма жестоко накажет и нас. В случае помилования он все равно не покинет стен тюрьмы. Он уже стар и очень скоро умрет естественной смертью.

– Его казнь накажет и вас?

– Да, сэр. Жизнь его семьи – бесконечная трагедия. Хочется избежать ее продолжения.