Скотт Мариани - Заговор Моцарта

«Ах ты, прожорливая стерва! — подумал сержант. — И по-немецки ты вдруг заговорила гораздо лучше».

Без сомнения, это та самая женщина.

Кински заказал себе черный кофе без сахара, откинулся на шатком стуле и сделал вид, что читает газету, на самом деле припоминая подробности дела Ллуэллина.

Мадлен Лоран, двадцать шесть лет, француженка, замужем за Пьером Лораном, французским дипломатом, аккредитованным в Вене. Скандал аккуратно замяли. Люди Лорана очень настаивали на том, чтобы полицейские не болтали о связи Мадлен с англичанином Оливером Ллуэллином. Заплаканная свидетельница дала показания, которые впоследствии бесследно исчезли, прямо-таки растворились в воздухе. К тому времени в дело уже подшили отчет коронера, так что никто особо и не старался найти затерявшиеся документы. Никто, кроме Кински.

Когда он стал задавать вопросы, ему официально велели не совать нос куда не следует: ситуация щекотливая и дело закрыто. Через несколько дней он узнал, что дипломата отозвали из Австрии и на три года отправили с новым назначением черт знает куда. Ах да, в Венесуэлу. Кински потом долго не мог прийти в себя от злости.

Если это действительно та самая женщина, то что она делает в Вене? Приехала в гости к родственникам на Рождество? Не исключено. Вполне может быть, что ни в чем противозаконном она не замешана и он зря теряет время.

Вот только интуиция утверждала обратное. За двадцать шесть лет службы в полиции (причем первые девять — на беспокойных улицах коммунистического Восточного Берлина) Маркус Кински научился доверять интуиции.

Он вышел в туалет, заперся в кабинке и набрал номер, указанный на бланке меню.

Сержант неторопливо допивал кофе, когда хозяйка кафе громко спросила:

— Дамы и господа, здесь есть Мадлен Лоран? У меня для нее срочное сообщение. Нет?

Оглядев зал, хозяйка пожала плечами и вернулась к своим делам.

Женщина застыла, не успев пригубить какао, потом взяла себя в руки и, поставив недопитую чашку на столик, нервно огляделась. Кински усмехнулся, прикрываясь газетой: попалась!

Оставив недоеденное пирожное, женщина взяла шаль и сумочку, торопливо расплатилась и ушла.

Кински бросил на столик деньги и пошел следом. Она пробралась сквозь оживленную толпу и остановила такси. Сержанту преградила путь плотная масса человеческих тел, он сердито проталкивался вперед и уже был шагах в двадцати от беглянки, когда она села в машину. Мелькнула изящная ножка, дверца захлопнулась, и такси влилось в поток машин.

— Эх, чтоб тебя!

Кински вернулся в кафе и предъявил хозяйке удостоверение.

— Полиция. Пару минут назад отсюда вышла женщина. Она расплатилась кредитной карточкой. Мне нужно узнать имя на кредитке.

Хозяйка деловито просмотрела стопку квитанций и передала ему верхнюю.

Имя и подпись принадлежали вовсе не Мадлен Лоран. Женщину звали Эрика Манн.

Оксфордшир, Лэнгтон-холл

Несмотря на уговоры, Бен отказался оставить Ли на ночь без охраны, но не в спальне же с ней ночевать, и теперь сидел под дверью, в продуваемом сквозняками коридорчике, привалившись к стене.

Как странно. Когда-то они были так близки, а теперь она совсем рядом, спит в соседней комнате, но между ними пролегла пропасть. Странно и грустно.

Бен упорно бодрствовал часов до шести, не выпуская сигарету изо рта, и выкурил почти всю пачку.

За пыльным окном засветилась бледная заря. Он размышлял о вчерашнем телефонном звонке из полиции, снова и снова обдумывая все подробности. Квартиру Ли могли выпотрошить в любое время за последние пять дней: когда соседи вернулись из отпуска, то обнаружили, что дверь приоткрыта, увидели беспорядок и вызвали полицию.

На обычное ограбление не похоже: злоумышленники подняли ковры и даже доски пола, разнесли всю мебель по кусочкам, разрезали подушки — и ничего не взяли. Полиция обнаружила жемчужное ожерелье, золотые часы и сережки с алмазами на ночном столике, где их оставила Ли. Бред какой-то.

Бен встал, потянулся, свернул спальный мешок и пошел на первый этаж. Когда на кухне появилась дрожащая от холода, растрепанная Ли, вода уже вскипела. Они пили горячий кофе, изредка перебрасываясь короткими фразами, и смотрели, как за окном разгорается рассвет. Ли стиснула кружку ладонями, согревая пальцы. Судя по ее бледному виду, она ужасно устала.

— Что ты теперь будешь делать? — спросила Ли. — Побудешь со мной или позвонишь своим ребятам?

— Мне было бы спокойнее, если бы тебя охраняли профессионалы. Не могу же я постоянно сидеть с тобой двадцать четыре часа в сутки. — Бен помолчал. — Но мне хотелось бы знать, что происходит.

— Так ты остаешься?

Он кивнул.

— Пока да.

Она поставила кружку на стол.

— Хорошо. Тогда пойду-ка я распакую коробки, раз уж все равно здесь застряла. В доме жуткий холод, а там есть теплые вещи.

Бен принес еще дров и растопку из сарая, выгреб вчерашнюю золу из камина в кабинете и развел огонь. Оранжевые языки пламени с ревом взметнулись в дымоход.

Бен почувствовал за спиной какое-то движение.

— Что ты делаешь? — изумился он.

Ли перестала подпрыгивать.

— Вспомнила старые времена в Билт-Веллсе, — засмеялась она. — Отец тогда совсем на мели сидел и заставлял нас бегать и прыгать, чтобы поменьше тратить на отопление. Он уводил нас гулять, и, когда мы возвращались, раскрасневшиеся от мороза, холодный старый дом казался теплым и уютным.

Бен подбросил в камин пару поленьев.

— Прямо как в армии. Там это называют «воспитание характера».

Ли посмотрела в окно: солнце уже поднялось над верхушками деревьев.

— А не пойти ли нам прогуляться? Я сто лет на улице не была. Не хочешь подышать свежим воздухом?

— Почему бы и нет? Заодно покажешь мне свои владения.

Ли заперла тяжелую дверь черного хода и положила ключ в карман замшевого пальто. Они молча шагали вниз по пологому склону, к лужайкам и декоративному прудику, за которым высился лес. Над засыпанной сухими листьями тропинкой, размякшей от зимних дождей, нависали вечнозеленые ветви лавровишни. Сквозь просветы в кронах блестело холодное солнце.

— Мое любимое место, — улыбнулась Ли, указывая вперед, где заканчивался зеленый туннель лавровишен, открывая вид на луга и сверкающую серебром реку. На берегу паслись лошади.

— Какая красота! Летом я хочу поставить тут скамейки.

Она посмотрела вдаль, и улыбка медленно сползла с лица.

— Я понимаю, что тебе не хочется говорить об этом, — сказал Бен, догадавшись, о чем она думает, — но мы должны выяснить, что происходит.

Ли опустила взгляд.

— Понятия не имею.

— Может быть, в твоей квартире искали что-то ценное?

Ли вздохнула.