Ульрих Хефнер - Завет Христа

— Пусть теперь молодежь себя проявит, — сказал ему глава ведомства, когда они прощались. Баварское министерство внутренних дел просто не продлило с ним контракт, а для перехода в Европол он был уже слишком стар. Вот так он и вернулся в Мюнхен и принял руководство отделом 63. Не потому, что добивался этого, а всего лишь потому, что это было единственное вакантное место, которое соответствовало его званию.

Вплоть до прошлого года он только и делал, что сидел за письменным столом, поручал коллегам расследовать новые дела, проверял их работу и руководил отделением как эксперт, однако в проведении расследований непосредственного участия не принимал, так как в то время еще действовал старый принцип: «Тот, кто хочет руководить, должен быть освобожден от работы».

После проведения серьезной реформы полиции, при которой нижний и средний уровни управления в структуре полиции были значительно сокращены, ему пришлось снова сбивать ноги на улице и расследовать преступления. И как раз в этот момент в отделение перевели Лизу Герман — эмансипированную честолюбивую женщину с упорством, достойным бегуна-марафонца. Она постоянно дышала ему в затылок, знала все лучше его и достаточно часто давала понять, что придерживается не очень-то высокого мнения о его методах работы.

Штефану Буковски предстояло проработать с ней еще четыре года. Он скривился, как от зубной боли, встал и закрыл окно.

Священника в монастыре Этталь убили чрезвычайно жестоким способом. Распяли, пытали и убили. Что он знал, что у него хотели выпытать? Или его палачи были просто ненормальными, получающими удовольствие от страданий своей жертвы? И почему никто в стенах монастыря совершенно ничего не заметил? Ведь монах должен был кричать, когда его жгли раскаленным железом или вонзали острый нож в грудную клетку.

Отчет о результатах вскрытия не оставлял возможностей для двойственного толкования. Судмедэксперт считал, что жертву пытали почти два часа.

В дверь кто-то постучал. Буковски недовольно буркнул: «Войдите».

В кабинет вошла Лиза Герман.

— Я не смогла добиться разрешения на эксгумацию, — заявила она. — С точки зрения прокуратуры, доказательств слишком мало. Они думают, это все только твои предположения, а никаких серьезных улик нет. Может, ты сам попробуешь? Прокурора зовут Флеглер.

Буковски вопросительно посмотрел на нее.

— Ты, наверное, тоже не считаешь, что священника церкви в Висе убили?

Она отвела глаза.

— После того, что произошло за последние дни, возможно все. Если бы только у нас была отправная точка. Ведь следов почти нет.

Буковски поднял со стола папку.

— Монах в монастыре Этталь умер после почти двухчасовой пытки, а никто в монастыре якобы ничего не слышал. Я при всем желании не могу себе такого представить.

— Ты думаешь, его убили братья по вере?

Буковски поморщился.

— Нет ничего невозможного, но у нас нет улик. При этом я уверен, что они знают больше, чем говорят.

— Мне еще раз допросить…

— Нет, я сам это сделаю: я чувствую — что-то здесь не так, — перебил ее Буковски.

Иерусалим, Христианский квартал, недалеко от Купола Скалы…

Яара нежно прижималась к груди Тома и смотрела на него своими темными глазами. Ее длинные, черные как смоль вьющиеся волосы лежали у него на коленях. Вечер распростерся над Иерусалимом, и то здесь, то там зажигались огни. Святой город мирно покоился в сумерках.

Яара и Том сменили бедный палаточный лагерь на гостиничный номер в Христианском квартале. Они расположились на балконе, и перед ними открывался вид на Купол Скалы [9] Монумент на Храмовой горе в Иерусалиме. ( Примеч. ред. ) — его золотую поверхность освещали мощные прожекторы. Том сидел на больших качелях с навесом и с наслаждением курил сигару.

— Она ужасно воняет, — заявила Яара.

— Мне их подарил Рафуль за то, что я нашел рыцаря. Он говорит, это настоящие «Гавана-клуб». Здесь, в Иерусалиме, есть только один торговец, у которого их можно купить.

— И все равно воняет, — настаивала Яара.

Том проворчал что-то неразборчиво и затушил сигару в пепельнице. Он откинулся на спинку качелей и посмотрел в небо.

— Здесь так спокойно, — глухо произнесла Яара. — Жаль, что так не может быть всегда.

Том нагнулся к ней и поцеловал ее в губы. Она обняла его за шею и не отпускала.

— Я бы не пережила, если бы тебя засыпало, когда ты провалился в могилу. Я люблю тебя.

Том снова поцеловал ее.

— Я тоже тебя люблю, Яара, и мне бы хотелось, чтобы это мгновение никогда не заканчивалось.

— С другой стороны, это происшествие оказалось счастливым для археологии, — пошутила Яара. — Кстати, что тебе известно о рыцарях-тамплиерах?

Том посмотрел в иссиня-черное ночное небо.

— Крестоносцы — не совсем моя специальность. Речь здесь идет о тайном ордене, существование которого под вопросом даже для самой церкви. Насколько я знаю, рыцари стали могущественней самого Папы, и однажды в пятницу, тринадцатый день месяца, все они почти одновременно погибли от рук наемных убийц. Говорили, что под предлогом насаждения веры они якобы прибыли в Иерусалим с целью найти там сокровище. Был ли это святой Грааль или Ковчег Завета, неизвестно. Как бы там ни было, до сих пор считается, что в пятницу, тринадцатого, надо быть осторожнее, чтобы не попасть в неприятности.

— Профессору известно больше?

— Рафулю?

— Нет, я о Джонатане.

Том пожал плечами.

— Насколько я знаю, он тоже специализируется на римской истории.

Метеорит прочертил себе дорогу высоко в небе и потух где-то на востоке.

— Загадай желание, — предложил Том.

— Тихо! — отозвалась Яара. — Давай насладимся моментом.

Он притянул ее к себе.

— Мне пришлось перерыть почти всю землю, прежде чем я наконец нашел тебя, и теперь никогда не отпущу.

Сумерки сменились ночью, но в Иерусалиме никогда не становилось по-настоящему темно. Всюду прожекторы освещали бесчисленные музеи и церкви города.

Яара мягко высвободилась из объятий Тома. На ней была лишь рубашка, которая доходила до бедер и не закрывала ее длинные, бронзовые от загара ноги. Том восхищенно присвистнул, когда она поднялась и пошла в комнату.

— Теперь я знаю, почему вы две тысячи лет назад кружили головы римлянам, — заметил он. — Рабыни из Иудеи уже тогда высоко котировались.

Она обернулась.

— Ты хочешь, чтобы сегодня ночью я стала твоей рабыней?

Том кивнул.

— Тебе бы это пошло, — ответила она и звонко рассмеялась.

Том раскинул руки.

— Иди ко мне, давай еще немного побудем здесь, снаружи, и насладимся ночью. Я хочу крепко обнимать тебя, всегда-всегда. — Он привлек ее к себе и стал целовать, и казалось, что он никогда не остановится.