Джузеппе Д'Агата - Возвращение тамплиеров

— Здесь лежит падре Феличино. Он пожелал остаться в ските, где прожил почти всю жизнь.

— Когда он умер?

— Много лет назад, от старости. — Проявив неожиданную силу, падре Белизарио приподнял плиту, закрывавшую саркофаг. — Могила была осквернена, над останками надругались. Джакомо, помоги передвинуть эту крышку. Она довольно тяжелая.

Они сняли крышку с саркофага и приставили к стене. Падре Белизарио открыл гроб. Скелет монаха в белой сутане был расчленен в нескольких местах. Череп лежал на руке.

Охваченный ужасом, Джакомо отпрянул. Падре Белизарио не заметил этого и заговорил так, будто юноша стоял рядом:

— Видишь вот это возвышение, на которое кладется голова? Под ним имеется ниша, и туда можно просунуть руку. Именно там лежало то, что искал вор.

— Что же он искал?

— Пергамент, который падре Феличино унес с собой в могилу.

— Наверное, очень ценный?

— Я читал его, однако… потом, потом поговорим об этом.

Они перекрестились, и падре прочитал короткую молитву. Перекрестились снова и закрыли саркофаг. На обратном пути Джакомо заметил невысокую дверь. Через нее можно было попасть в клетку, где томился в заточении маленький монах Азугир.

— А там что?

— Чулан с разным хламом, — ответил монах. — Я как-то заглянул туда. Думал найти старое вино. Какое там — ни одной бутылки.

В небольшой комнате рядом со своей кельей падре Белизарио открыл сундук, полный книг и бумаг, и принялся рыться в нем. В конце концов он извлек грязную, растрепанную тетрадь:

— Вот она. Я нашел ее среди немногих бумаг, оставшихся от падре Феличино. Вообще-то, он отнюдь не был литератором. А это написал незадолго до смерти, и на рукописи лежит отпечаток близкой кончины. Знаешь, ведь ему было под девяносто.

— Можно прочесть? — спросил Джакомо, беря тетрадь.

— Конечно. Садись вон на ту скамью. А бумаги переложи куда-нибудь. Расскажу, как было дело. Он задумал навсегда спрятать пергамент от людских глаз. А потом решил, что все-таки какой-то след от него должен остаться.

— И скопировал в эту тетрадь?

— Попытался. Но прочти сам. Вслух, если тебе не трудно.

Джакомо открыл тетрадь на первой странице. Почерк был неумелый: крупные прямые буквы, выведенные дрожащей рукой. Много зачеркнутых слов и ошибок.

Джакомо начал читать. Падре Белизарио, сидевший рядом, слушал, закрыв глаза.

Это точнейшая копия одного драгоценного пергамента, написанного падре Джованнини, преподобным настоятелем монастыря Сан-Себастьяно. Копия сделана ради спасительного заклинания, что содержится в пергаменте. Это заклинание я, хорошо знакомый с дьяволом и его деяниями, с полного согласия Великого магистра ордена, во имя совести и христианского милосердия, не могу навсегда похоронить в своей голове теперь, когда уже совсем близок мой смертный час.

— А дальше — главное, — сказал Джакомо.

— Читай все.

В конце 1489 года в нашем аббатстве остановился небольшой отряд рыцарей. Возглавлял его князь Иньяцио ди Коллеферро, знатный римлянин, человек благородный и известный по многим достопамятным деяниям, в чем я смог убедиться во время наших бесед у камина, потому что из-за плохой погоды его пребывание в Болонье несколько затянулось.

Он родился в 1359 году, то есть ему было ровно сто тридцать лет. Мои вполне законные сомнения насчет его возраста он сумел развеять, рассказав со множеством подробностей о событиях, в каких участвовал за все это время, и о людях, с какими был знаком.

Но самое невероятное, что на вид ему можно было дать всего лишь тридцать лет: ровно столько — как он сам объяснил, — сколько ему было, когда в 1389 году он был избран Великим магистром ордена, стертого с лица земли, но, как никогда, живого, могучего и постоянно растущего числом в тайном подполье. Название ордена не следовало называть, точно так же скрытым должно было оставаться и имя Великого магистра.

Он выглядел вполне довольным собой и даже поспешил поведать мне, по какой именно причине: он только что завершил одно весьма важное для ордена дело. И действительно, в одной тайной, очень тайной местности он построил некое здание для поклонения, часовню или капеллу, а может, даже церковь, не знаю, как сказать точнее, а кроме того, в этом же самом месте он укрыл огромные сокровища, принадлежащие ордену. И добраться до сокровищ можно было только через какой-то лабиринт.

Он спросил меня потом, заметил ли я в его багаже небольшую клетку с накинутым сверху плотным черным покрывалом, на коем вышит красный крест. Я видел эту клетку и подумал, что в ней сидит сокол или же некая хищная птица, выдрессированная для охоты.

Князь улыбнулся и пообещал показать мне некоторое чудо, прихоть природы. И действительно, я с необычайным изумлением увидел, что в клетке сидит человек! Человек уменьшенных размеров, крохотный гомункул: совсем маленький монах, с головы до носа укрытый серой рясой.

Его демоническое имя было Азугир, потому что это и в самом деле был демон, а прежде, до этого — как бы сказать? — превращения, он был монахом-казначеем ордена.

Когда же я немного пришел в себя от изумления, то заметил, что на дне клетки изображен круглый лабиринт. Но это жилье было временным, необходимым для переезда.

Потом знатный господин поведал и многое другое, о чем мне, конечно же, не терпелось услышать.

Сооружение скрытого от всех места для отправления обрядов заняло совсем немного времени, но требовалось хранить все в тайне. Из высших чинов ордена при строительстве присутствовали только двое — Великий магистр и казначей, то есть Азугир. Но князь перестал доверять казначею. Он застал его однажды, когда тот производил какие-то странные измерения, и ему показалось — нет, он прямо заподозрил монаха в том, что тот хочет получше запомнить все детали сооружения и лабиринта, защищавшего сокровище.

Когда работы были завершены, нужно было обезопасить себя от болтливости рабочих. Можно было бы применить обычный способ — просто убить всех, но князь нашел некий настой, стиравший из памяти целые дни и месяцы. Так что рабочие потом не могли вспомнить, что за работу и где они делали.

Однако на Азугира этот настой не подействовал. Тогда князь решил применить против него специально придуманный лабиринт, одурманивающий подобно зелью: колоннада, умноженная множеством зеркал, превращалась в длиннейший змееобразный путь, который вел к священному месту. Азугир вошел в лабиринт, и князь с помощью хитрого устройства, перемещавшего отдельные колонны, скрыл от него вход и выход. А так как центр лабиринта не был конечной целью, а служил лишь для прохода, то лабиринт превратился в коридор, не имеющий ни начала, ни конца.

Долго, не позволяя себе ни сна, ни отдыха, Азугир блуждал по этому мраморному, назойливо повторяющемуся, замкнутому и притом освещенному миру. Смену дня и ночи он наблюдал только через небольшие оконца в потолке. Лишенный ощущения пространства, Азугир утратил и чувство времени, а потом забыл и самого себя, вплоть до собственного имени. Князь, тайно следивший за ним, заметил, что он постепенно уменьшается, словно с опустошением памяти происходило одновременно и уменьшение тела. И действительно, у Азугира, как оказалось, утратились все воспоминания, а сам он так уменьшился, что стал ростом с крупную птицу, так что князь с трудом мог рассмотреть его у подножия колонны. И тогда он решил заключить Азугира в клетку.