Томас Харрис - Черное воскресенье

И ее широко поставленные глаза, похожие на глаза пумы и полные лунного света, ни разу не оторвались от его лица.

Воздух в спальне содрогнулся от звука, похожего на ленивый раскат грома, пламя свечей заколебалось, но слившиеся воедино Далиа и Лэндер не заметили этого. Звук был самый обычный: ночной рейс реактивного самолета из Нью-Йорка в Вашингтон. «Боинг-727», набирая высоту, прошел в шести тысячах футов над Лэйкхерстом.

Этой ночью он нес на борту охотника. Им был плечистый мужчина в рыжевато-коричневом костюме, сидевшем у прохода чуть позади крыла. Когда стюардесса собирала деньги за проезд, он протянул 50 долларов, и она нахмурилась.

— У вас нет ничего помельче?

— Два места, — ответил он, указывая на грузного мужчину, спавшего в кресле рядом. — Он и я.

Пассажир говорил с акцентом, но с каким — этого стюардесса определить не могла. Она решила, что он либо немец, либо голландец. Она ошиблась.

Это был майор Дэвид Кабаков из Моссад Алия Бет, израильской секретной службы. Он надеялся, что у трех мужчин, которые сидели по другую сторону прохода, найдутся купюры помельче, иначе стюардесса может запомнить их. Надо было позаботиться об этом в Тель-Авиве, подумал майор. Посадка в аэропорту Кеннеди была слишком короткой, и они не успели разменять деньги. Оплошность, конечно, пустяковая, но и она раздражала Кабакова. Он дожил до тридцати семи лет лишь потому, что почти не совершал ошибок.

Рядом с ним, запрокинув голову, тихонько похрапывал сержант Роберт Мошевский. За весь долгий перелет из Тель-Авива ни Кабаков, ни Мошевский ни разу не подали виду, что знакомы с тремя мужчинами, сидевшими чуть сзади, хотя знали их долгие годы. Все эти трое были рыжеволосы, с обветренными лицами. Они носили неброские мешковатые костюмы и принадлежали к подразделению, которое в Моссад называлось «командой тактического вторжения». В Америке их назвали бы «ударной группой».

За трое суток, прошедших с тех пор, как Кабаков застрелил в Бейруте Хафеза Наджира, ему почти не довелось вздремнуть. Он знал: сразу же по прибытии в американскую столицу надо будет делать подробный доклад. Ознакомившись с добычей, привезенной им из рейда против руководства «Черного Сентября», и прослушав магнитофонную запись, Моссад тотчас же взялся за дело. В американском посольстве наспех провели совещание, после чего Кабакова отправили в командировку.

На тель-авивской встрече американских и израильских разведчиков было четко и ясно сказано, что Кабакова посылают в Соединенные Штаты, чтобы помочь американцам определить, существует ли реальная угроза, и установить личность террористов, если удастся их обнаружить. Официальное предписание было предельно ясным.

Однако руководство Моссад дало Кабакову и дополнительные указания, столь же недвусмысленные и категоричные: остановить арабов любыми средствами, какие он сочтет нужным применить.

Переговоры о продаже Израилю добавочных партий реактивных «фантомов» и «скайхоков» достигли критической точки, и арабское давление усилилось. В частности, благодаря нехватке нефти на Западе. Израилю позарез нужны самолеты. В тот день, когда над пустыней не пронесется ни один «фантом», вперед двинутся арабские танки.

Крупный акт насилия в пределах Соединенных Штатов может пошатнуть баланс сил в пользу американских изоляционистов. Помощь Израилю не должна обходиться американцам слишком дорого.

Ни в американском, ни в израильском внешнеполитических ведомствах не знали о трех мужчинах, сидевших позади Кабакова. Они вселятся в квартиру неподалеку от национального аэропорта и будут ждать его вызова. Кабаков надеялся, что в этом не возникнет нужды. Он бы предпочел тихонько разобраться со всем лично.

Надеялся он и на то, что дипломаты не станут совать нос в его дела. Майор не доверял ни дипломатам, ни политикам, и это недоверие отражалось в грубоватых чертах его умного славянского лица.

Он считал, что беззаботные евреи умирают в молодости, а слабые попадают за колючую проволоку. Он был дитя войны. Перед самым немецким нашествием Дэвид бежал с родителями из Латвии. Потом он бежал от русских. Его отец сгинул в Треблинке. Мать отвезла Давида и его сестру в Италию, и этот переезд убил ее. На пути в Триест ее поддерживал какой-то внутренний огонь, который давал силы, но вместе с тем выедал плоть.

Теперь, спустя тридцать лет. Кабаков видел эту дорогу в Триест как бы рассеченной по диагонали покачивающейся в такт ходьбе рукой матери. Она шла вперед, ведя его за собой, и ее локоть, похожий на острую кнопку, торчал из дыры в отрепьях. Он помнил лицо матери, которое, казалось, чуть ли не пылало во тьме, когда она будила своих детей. Первые рассветные лучи вползали в траншею, в которой они спали.

В Триесте она передала детей на попечение сионистского подполья, перешла через улицу и упала замертво в дверях какого-то дома.

В 1946 году Дэвид Кабаков с сестрой очутились в Палестине, и их бегство кончилось. В десять лет от роду он уже был солдатом и оборонял шоссе Тель-Авив — Иерусалим.

Провоевав двадцать семь лет. Кабаков лучше многих других знал, сколь ценен мир. Он не испытывал ненависти к арабам, но полагал, что любые попытки вести переговоры с ООП — пустая трата времени. Именно так он и говорил, когда начальство обращалось к нему за советом, что случалось нечасто.

В Моссад он считался хорошим офицером-разведчиком, но его послужной список был блистателен, и ему слишком везло «в поле», чтобы засаживать его за письменный стол. На оперативной работе Кабаков рисковал свободой, следовательно, его не допускали в святая святых Моссад. Он так и оставался в исполнительном звене разведки, вновь и вновь нанося удары по оплотам ООП в Ливане и Иордании. Высшее руководство Моссад дало ему прозвище «Окончательное решение».

Но никто никогда не назвал его так в лицо.

Огни Вашингтона внизу завертелись колесом, когда самолет пошел к взлетной полосе национального аэропорта. Кабаков разглядел Капитолий, белевший в струящемся свете. Может быть, Капитолий и есть их цель? — подумал он.

Двое мужчин, ждавших в маленькой комнате для совещаний в израильском посольстве, внимательно оглядели Кабакова, вошедшего вместе с послом Йохимом Теллем. Сэму Корли из ФБР майор напомнил капитана рейнджеров в Форт-Беннинге, где он учился двадцать лет назад.

Фаулер из ЦРУ никогда не был на военной службе. Ему Кабаков показался похожим на бульдога. Оба разведчика изучили второпях собранное досье на израильтянина, но там говорилось в основном о Шестидневной и Октябрьской войнах. Это были старые ксерокопии из ближневосточного отдела ЦРУ и газетная вырезка: «Кабаков — тигр перевала Митла». Журналистика, одним словом.