Брижит Обер - Песнь песков

Пришла очередь Романа поднять руку.

— Постойте! Но почему вы не защищались? Вы же сложены как геркулесы, почему вы позволили себя поработить?

Казалось, этот вопрос привел Реза в замешательство. Татьяна откашлялась.

— Этому есть целый ряд причин, — ответил он наконец. — Мы привыкли жить под землей, мы построили настоящее подземное царство, со своими дорогами, своими дворцами, культовыми местами, но нас было очень мало. Мы отвыкли от жары, которая царила на поверхности земли, и зачастую пренебрегали умением пользоваться оружием, склоняясь к поэзии. В каком-то смысле были ослаблены ощущением относительной безопасности. К тому же закоснели в своих традициях, — сухо добавил он. — У нас имелось устаревшее и тяжелое метательное оружие. Наши дротики и копья не могли выстоять против оружия представителей граветтских [43] Граветтская культура — одна из культур верхнего палеолита. культур. Дело не в том, что мы были глупее их! — пробормотал он сквозь сжатые зубы.

— Так почему же в таком случае?

— Табу! Смерть, все, что вызывает смерть, требовало целого ритуала. Если вам угодно, сложной разрешительной процедуры. Жертвенное оружие, которое использовалось для убийства животных, не могло быть направлено против человека. Единственной дозволенной формой битвы человека с человеком была рукопашная схватка. Смерть, поражающая на расстоянии, как разящая с небес молния, — это привилегия Богини. Тот, кто сеет смерть, бесчестит себя, он не попадет на небеса.

— А ядерных боеголовок это не касается?

— Не забывайте, все это происходило в конце мезолита! — возразил тот. — Целый ворох предрассудков, за которые цеплялись Маги. В то время как мы полировали ритуальные камни в наших святейших традициях, другие изобретали метательные машины для дротиков. Вы спрашиваете меня, почему мы позволили обратить себя в рабство? Численное, техническое и психологическое отставание, — перечислял он, загибая длинные пальцы. — Наши Маги, извечные сторонники пассеизма, привели нас в рабство, как стадо покорных блеющих овец. Конечно, и я должен это признать, в нас, как говорят сегодня, укоренилась мысль, будто противник выше и лучше нас. Мы, горсточка выживших, бледные тени охотников, какими были когда-то, напуганные, объятые страхом перед захватчиками, как слоны перед мышью. Вера в себя — это основная составляющая ярости победителя, разве не так? В общем, — добавил он со зловещим смешком, — мы стали энергетическим сырьем со всех точек зрения. И вот мы здесь, — заключил он, — на Бойне.

— На бойне? — повторил Роман, окидывая помещение новым взглядом.

— Видите эти амфоры по четырем углам алтаря? Мне следовало бы сказать «жертвенного столика». Они служили для сбора крови, которую выпивали во время больших лунных праздников. Желобки в земле — это что-то вроде канализации, по которой текла сукровица, всякие отходы… А мы были закованы в цепи вдоль этих стен, и стражники вызывали нас по одному. Тогда мы погружали левую руку, ту, что от сердца, в жидкий торф, и оставляли на стене отпечаток, чтобы сказать, что здесь жили Люди.

— Почему тюремщики позволяли вам это делать? — удивился Роман, с отвращением глядя на мрачные желобки на полу.

— Чтобы сосчитать нас, — уронил Реза. — Что-то вроде настенного реестра. Столько-то голов скота, столько-то голов гомо неандерталенсис, как вы нас сегодня называете. «Другие», как вы называли нас раньше.

Роман попытался собраться с мыслями.

— Ваш народ тоже потреблял человеческую плоть, в ваших окаменевших экскрементах обнаружен миоглобин, — внезапно произнес Д'Анкосс, по-прежнему лежащий на земле.

Удивленные Роман и Реза одновременно повернулись к нему.

— Вам это неизвестно, — продолжал Антуан, пытаясь изобразить улыбку, — миоглобин — это протеин мышечной ткани человека… и этот протеин может оказаться в экскрементах… только в том случае, если прошел по пищеварительному тракту… — с трудом закончил он.

— У нас вы могли бы стать Магом! — бросил Реза почти любезно. — Они тоже готовы продолжать свои научные споры с почти отрезанной головой! Если это может доставить вам удовольствие, узнайте, дорогой профессор, что мы иногда потребляли печень, мозг и грудные мышцы наших вождей во время ритуальных праздников, чтобы их сила перешла охотникам. Ничего общего с массовым животноводством.

Д'Анкосс закрыл глаза. Столько ответов на вопросы, которые занимали его всю жизнь, а он был не в силах их задать!

— А как вам удалось освободиться от этого рабства? — спросил Роман.

— Просто удачно пал жребий: все из-за ваших бесконечных войн. От поколения к поколению наши победители сами становились побежденными, население ушло из этих краев, и мы вернулись на свое место: в подземелья истории, — закончил он с горечью.

— Но о вашем существовании было известно! Как получилось так, что люди о вас забыли? — не сдержался Роман, поневоле захваченный рассказом.

— Нам повезло, что наши поработители, наши хозяева, если вам угодно, были сами уничтожены во время небывало кровавой войны с захватчиками, пришедшими с востока. Они спрятали нас, как прячут сокровища. Захватчики стерли город до основания и пошли своей дорогой, в надежде на еще большие завоевания. Я говорю вам о маленьких городках с населением в несколько тысяч и о племенных войнах. Мы же сами были тогда всего лишь горсткой в сравнении с тем количеством, какое имеется сейчас.

— Но потом… как вы смогли… ваш внешний вид… — с трудом выговорил Антуан, на губах которого уже пузырилась розоватая пена. Роман с тревогой смотрел на него.

— Мы не большие обезьяны, а люди! — возразил Реза. — Различия между нашими видами не так заметны, а вы для определения того, что называете расами, зациклились на цвете кожи. Очень забавно, однако между европейцем и африканцем раз в десять меньше генетических различий, чем между двумя африканцами разных этнических групп!

— А вы сами, какого были… цвета?

— Он различался в зависимости от широты, от одного до трех граммов меланина. Здесь мы белые, и у наших предков, заключенных под землей, цвет лица был бледнее, чем у северян. Как у многих существующих ныне видов, — продолжал он, — некоторые характерные черты обострились, другие, наоборот, смягчились. Разумеется, на всех уровнях вашего общества работают именно те, чьи отличия незаметны.

— А… смешение рас? — с трудом выговорил Антуан, голова которого была откинута.

— Все как у вас, профессор. Мы не можем скрещиваться с самками вашей расы, — услышал он саркастичный голос Реза.

Значит, они все знали о нем. Все было тщательно продумано, экспедиция являлась всего лишь приманкой. Он закрыл глаза, чтобы хоть немного отдохнуть, одну минутку, чтобы не видеть, как кружатся стены, эти покрытые засохшей кровью и смертью стены. Макс. Он покинул Макса. Он хотел бы, чтобы Макс мог положить свою окровавленную руку на его щеку, оставить на ней след…