Иори Фудзивара - Зонтик для террориста

Здание «Фартека» выглядело современно, десять с лишним этажей. Наверное, это так называемые умные здания, [70] Умные здания — intelligent buildings, современные постройки, в которых используются передовые информационные, коммуникационные технологии, автоматизированные службы контроля и проч. модные в последнее время. Я вошел внутрь, остановился у стойки. Увидев меня, две девушки встали. Необычный прием в наши дни.

Я сказал одной их них:

— Хочу встретиться с директором-распорядителем Канеллой.

— У вас назначено?

Я покачал головой. Она осмотрела меня с головы до ног и учтиво ответила:

— Прошу извинить, но, к сожалению, Канелла не встречается ни с кем без предварительной договоренности. Таков принцип.

— Вы не могли бы передать, что пришел Тосихико Кикути. Думаю, принципы господина Канеллы позволяют исключения. Может, у меня ничего не получится, но я не думаю, что с ним так сложно связаться.

Наверное, ей не понравился мой тон. Я нахмурился, а она с подозрением посмотрела на меня, но взяла трубку внутреннего телефона и начала говорить по-английски. О чем она говорила, я не понял. Закончив разговор, она с удивлением посмотрела на меня. Видимо, ответ, который она получила, относился к разряду больших исключений. Она ответила, скрывая изумление:

— Он согласен встретиться с вами.

Она попросила обратиться в приемную на десятом этаже, где располагались кабинеты сотрудников. Я поблагодарил ее и направился к лифтам.

В лифте я оказался один. Я прокручивал в памяти разговор с Асаи, то, что услышал от него непосредственно перед тем, как войти в здание. Новая информация из отдела по борьбе с бандитизмом. Причина спешки главного штаба. Пока я раздумывал об этом, лифт остановился. Я вышел, передо мной опять была приемная. Видимо, здесь уже все знали обо мне. На этот раз мне ответил мужчина в пиджаке:

— Кабинет в конце коридора справа.

Я пошел по бесшумному коридору.

На двери висела табличка. На золотом фоне черным была выгравирована фамилия. «Альфонсо Канелла». Я постучал.

— Входите, пожалуйста, — ответил мне по-английски низкий голос.

Я тихо открыл тяжелую дверь.

Просторная комната. Отделка из какого-то материала, о котором я и представления не имел. А уж о его цене и подавно. Справа — дверь. Во всю стену, напротив двери, через которую я вошел, — стекло. Точно, сегодня опять ясный день. Сверкающие солнечные лучи светят через окно. У окна — стол. На нем — ваза с белоснежными космеями. Между столом и окном — худая спина мужчины, он смотрит на город, простирающийся перед ним. Безумно дорогой костюм. Мужчина стоит в тени. Я ступил на мягкий ковер с длинным ворсом, который будто хотел проглотить меня, и подошел к столу.

Мужчина оглянулся.

— Двадцать два года прошло, Кикути, — тихо сказал Кувано.

Он слегка улыбнулся. Такая же мягкая улыбка, как раньше. Двадцать два года. Время вполне достаточное, чтобы изменить все. Но человек, даже полностью переменившись, может улыбаться по-прежнему. Легко.

— А по-моему, совсем не так много, — сказал я. — Мы с тобой виделись четыре дня назад. В парке. Не поздоровались, правда.

Он заморгал:

— Я предполагал, что когда-нибудь ты здесь появишься. Но ты оказался проворнее, чем я думал.

— С годами становишься нетерпеливее. Но это, похоже, не про тебя. Ты разработал ужасно запутанный план и сидишь не дергаешься.

Он посмотрел на меня и сказал спокойно:

— Да, может, ты и прав.

Лицо его практически не изменилось по сравнению с молодыми годами. Только щеки стали впалыми, и чувствовалась в нем какая-то неприкаянность. Наверное, мы разделили поровну прожитое нами время.

— Мы можем говорить по-японски? — спросил я. — Ты, наверное, сделался потомком японских эмигрантов из какой-то латиноамериканской страны.

— Откуда ты узнал? — Те же ровные интонации, что и раньше.

— Я слышал, ваша компания два года назад привлекла к себе внимание вследствие участия зарубежного капитала и работы со специалистами-хакэн. [71] Хакэн — внештатные сотрудники, отправляемые кадровыми агентствами на работу в компании по краткосрочным контрактам. В компьютере я нашел газетные статьи за тот год.

— Вот как? — Кувано вновь слегка улыбнулся. — Ты теперь пользуешься компьютером? Не очень-то вяжется с твоим образом.

— Совсем не вяжется. Я к этой штуковине и за километр больше не подойду. Кстати, говорят, директор Канелла известен своей нелюбовью к интервью. Ни за что не соглашается. Во всех упоминаниях — только то, что он японских кровей. Но нашлась одна статейка. Нью-йоркский корреспондент экономической газеты взял интервью в головной компании «Мирна энд Рос». Очень короткое и простое. Талантливый инвестор, господин Канелла известен в некоторых кругах под прозвищем Брэ, он говорит по-английски и по-испански, но считается загадочным молчуном. Альфонсо обычно называют Алом. А здесь Брэ. Странно. Я изо всех сил пытался вспомнить занятия по языку в университете, на которых я практически не появлялся. Даже и представить себе не мог, что в мои-то годы возьму в руки французский словарь. Это же твое имя. VRAI. [72] В японском языке нет звука «в», поэтому «врэ» читается как «брэ». То есть истина. Другими словами, Макото. [73] Макото (яп.) — мужское имя, означает «истина», «правда». Прозвище, которое тебе, наверное, дали в Париже. Но мне потребовалось время, чтобы разгадать эту загадку. Все началось с сомнений, которые возникли, когда я узнал прежнее название вашей компании — «Хорида индастриз». Тут-то я и вспомнил швейную компанию, в которой ты когда-то давным-давно дослужился до старшего менеджера. В те времена она располагалась на Сибуе.

Он ответил, продолжая улыбаться:

— Тебе о нас рассказал тот странный якудза? По фамилии Асаи, да?

— Вроде того.

Я грустно усмехнулся. Асаи все постоянно называют странным якудзой. Даже Кувано.

— Но сейчас ты здесь один. И как ты заметил, я говорю только по-английски и по-испански. Даже в ресторанах по-японски я изъясняюсь крайне плохо.

Он отошел от стола и приблизился ко мне. Протянул мне левую руку. Видимо, для рукопожатия.

Естественная привычка тех, кто долгое время прожил за границей. Но я не пошевелился. Я смотрел на его правую руку. Она свободно свисала вниз, в белой перчатке.

— У меня нет желания пожимать тебе руку, — сказал я. — Даже если бы ты протянул мне свой навороченный протез.

Кувано спокойно поднял свою левую руку, оставшуюся без рукопожатия, положил на правое плечо и спросил:

— Вот как? Ты знал?

— Да. И не только я. Сейчас полиция проверяет ДНК частей тел погибших при взрыве в парке Тюо. В частности руку, по отпечаткам которой так быстро установили, что она принадлежала тебе. Обнаружив формалин, они, видимо, наконец-то поняли, что поторопились с выводами. А среди других частей тела нашли оторванный мизинец. Судя по отпечатку, он принадлежит неизвестному лицу. На экспертизу потребуется время, но когда-нибудь они поймут, что ты оставил в парке руку, которую уберег от разложения.