Юхан Теорин - Ночной шторм

— Да, но…

— И я тоже не пью. У нас вообще нет в доме спиртного.

— Почему, если позволите спросить? Вы верующие?

Йоаким посмотрел на Хольмблада так, словно тот произнес неприличную шутку.

— Мы видели, к чему приводят алкоголь и наркотики, — сказал он после паузы. — Им не было места в нашем доме.

— Понятно, — сказал Хольмблад.

В кухне снова повисла тишина. Тильда выглянула в окно и подумала о Герлофе с его вечным любопытством.

— У вашей жены были враги? — внезапно вырвалось у нее.

Она видела, какими глазами посмотрели на нее Хольмблад и Вестин, явно озадаченные вопросом.

— Нет, — произнес Йоаким с удивлением в голосе, — у нас не было врагов.

— Ей никто не угрожал?

Вестин покачал головой:

— Насколько я знаю, нет. Катрин последние месяцы жила здесь одна с детьми. Я приезжал из столицы на выходные. Но она ничего такого не упоминала.

— То есть накануне трагедии вела себя как обычно?

— Более или менее, — ответил Вестин. — Она была усталой… Ей трудно было жить здесь одной…

Он замолчал.

— Я могу воспользоваться туалетом? — спросила Тильда.

Вестин кивнул, сказав:

— Направо по коридору.

Тильда быстро нашла туалет, так как уже была на хуторе раньше.

В доме уже почти не пахло краской, а в коридоре висела новая картина. Это был написанный маслом зимний пейзаж Эланда. Снег скрыл все контуры. Тильда не помнила, чтобы когда-нибудь видела остров таким мрачным; она остановилась и несколько минут постояла перед картиной.

Ванная комната была небольшой, но отремонтированной, с новой плиткой на стенах и толстым голубым ковром на полу. Старинная ванна опиралась на львиные лапы. Справив нужду, Тильда вернулась в коридор и, проходя мимо комнаты, остановилась. Одна створка дверей была приоткрыта.

Тильда заглянула внутрь. Большая двуспальная кровать. Прикроватный столик с фотографией Катрин Вестин.

И тут Тильда увидела одежду.

Стен не было видно за вешалками с женской одеждой — кофтами, брюками, блузками, майками. На кровати поверх подушки лежала сложенная сорочка, словно ожидая, когда ее владелица придет укладываться спать.

Тильда тихо вышла из спальни.

Подходя к кухне, она услышала голос Хольмблада:

— Нам, пожалуй, пора возвращаться к работе.

Комиссар допил кофе и поднялся из-за стола. Атмосфера в кухне улучшилась. Йоаким Вестин тоже поднялся и посмотрел на Тильду и комиссара со словами:

— Спасибо за визит.

— Не за что, — сказал Хольмблад и добавил: — Вы можете подать жалобу, если захотите, но мы были бы признательны, если бы…

Вестин покачал головой:

— Я не буду подавать жалоб.

Он проводил комиссара и Тильду в прихожую и на крыльце пожал руки обоим.

— Спасибо за кофе, — проговорила Тильда.

Уже сгустились сумерки, и в воздухе пахло горелой листвой. В море мигал маяк.

— Мой постоянный друг, — сказал Вестин, кивая в сторону маяка.

— Вам нужно о них заботиться? — спросил Хольмблад.

— Нет, они работают автоматически.

— Я слышала, что их построили из остатков заброшенной часовни, — сказала Тильда, показывая на север. — Там она стояла.

Она тут же пожалела, что изобразила гида, — но Вестин спросил с интересом:

— Кто вам это сказал?

— Герлоф, брат моего дедушки. Он кое-что знает об Олуддене. Если хотите узнать больше, я могу спросить…

— Конечно. И передайте ему, чтобы он зашел как-нибудь на кофе…

Садясь в машину, Тильда обернулась и посмотрела на темные окна. Потом вспомнила одежду в спальне.

— Ему плохо, — сказала она комиссару.

— Конечно, он же потерял жену.

— Интересно, как там дети?

— Маленькие дети легко все забывают… — Хольмблад взглянул на Тильду. — Странные вопросы ты задавала в кухне… Откуда такие мысли?

— Ну, это чтобы наладить контакт.

— Это сработало.

— Мы могли бы его еще расспросить…

— О чем?

— Мне кажется, ему есть что сказать.

— О чем? — повторил вопрос комиссар.

— Ну, не знаю… Семейные тайны…

— У всех есть тайны… Самоубийство или несчастный случай — вот в чем вопрос? Но это уже не наше дело.

— Мы могли бы поискать следы…

— Чьи следы?

— Чужие следы на хуторе.

— Мы нашли только следы жертвы, — заметил Хольмблад. — К тому же последней ее видел Йоаким Вестин. Если искать убийцу, то начинать надо с него.

— Я подумала, что если у меня будет время…

— У тебя его не будет, — отрезал Хольмблад. — На участке полно работы. Алкоголики, вандалы, воры… А еще нарушители правил дорожного движения. И не забывай о рапортах.

Тильда кивнула.

— Другими словами, — сказала она, — если после этого всего у меня останется время, я могу поискать свидетелей смерти Катрин?

Хольмблад смотрел в окно.

— Чувствую, кто-то мечтает стать комиссаром, — сказал он без тени улыбки.

— Нет, карьера меня не интересует, — возразила Тильда.

— Все так говорят. — Хольмблад вздохнул. — Делай что хочешь. Ты сама вправе распоряжаться своим временем. Но если что-то найдешь, свяжись с экспертами. И не забывай посылать отчеты о работе в Боргхольм.

— Обожаю отчеты, — сказала Тильда.

Когда перед тобой, Катрин, открывается бездна, что тебе остается делать? Остаться на краю или спрыгнуть вниз?

В конце пятидесятых годов я ехала в поезде в Боргхольм. Рядом со мной в купе сидела пожилая женщина по имени Эбба Линд. Она оказалось дочерью смотрителя маяка, и, услышав, что я с Эланда, она пожелала рассказать мне историю, связанную с Олудденом. Это случилось за день до того, как она поднялась на сеновал и ножом вырезала на стене имя своего брата и годы рождения и смерти: Петер Линд, 1885–1900.

Начало нового века. Последняя среда января была солнечной и безветренной, но Олудден все равно оказался отрезанным от всего мира.

За неделю до этого на остров налетел шторм, и всего за двенадцать часов побережье оказалось покрытым снегом. Теперь ветер стих, но на улице было минус пятнадцать, и все дороги занесло снегом. Уже шесть дней жители хутора не получали почты. Пока для скотины хватало корма, но запас дров и картошки подходил концу.

Петер и Эбба Линд выбрались из дома, чтобы принести лед для подвала, в котором они хранили еду. Позавтракав и тепло одевшись, они вышли на мороз. Солнце заливало светом белую бесконечную равнину, и белизна слепила глаза. Дети шли, утопая в сугробах, навстречу слепящему солнцу.

Они шли по воде, как когда-то Иисус. Ледяная корка похрустывала под грубыми ботинками.

Петеру пятнадцать лет, на два года больше, чем Эббе. Он идет впереди, временами оборачиваясь и проверяя, как там сестренка.

— Все хорошо? — интересуется он.

— Да, — отвечает Эбба.

— Ты тепло оделась?