Брэд Мельцер - Книга судьбы

— Уэс, вы меня слышите? — раздается в телефонной трубке голос Лизбет.

Все еще тяжело дыша и отчаянно стараясь успокоиться, я проглатываю слезы, выпрямляюсь на сиденье и наконец попадаю ключом в замок зажигания.

— Одну секунду, — шепчу я в трубку. Вдавив педаль газа, я чувствую, как колеса вгрызаются в дерн разделительной полосы, обретают опору и наконец резким рывком посылают автомобиль вперед. Смахнув слезы с глаз, я вдруг замечаю меню из китайского ресторанчика, подсунутое под один из стеклоочистителей. Я включаю «дворники», а когда они услужливо пододвигают ко мне по стеклу лист бумаги, высовываюсь наружу и хватаю его. Небрежно швырнув меню на сиденье пассажира, я вдруг краем глаза замечаю знакомый почерк на обороте, как раз под отрывными купонами. Нога моя автоматически жмет на тормоза, под протестующий визг покрышек автомобиль идет юзом и останавливается в двадцати футах от знака «Стоянка запрещена» в конце квартала.

— С вами все в порядке? — спрашивает Лизбет.

— Подождите минутку, не кладите трубку…

Я беру лист бумаги. Ошибки быть не может, почерк мне знаком. Аккуратные, тщательно выписанные мелкие печатные буквы.

Уэс, обернись и посмотри назад. Убедись, что ты один. (Прошу прощения за мелодраму.)

Резко развернувшись на сиденье, я смотрю в заднее стекло, глотая последние слезы. Ворота в особняк Мэннинга заперты. Тротуары пусты. А на разделительной полосе, поросшей травой, которая делит узкую улицу на две части, стоит только небесно-голубая арендованная машина сотрудников музея мадам Тюссо.

— Вы что-то нашли? — спрашивает Лизбет.

Руки у меня так сильно дрожат, что я с трудом разбираю последнюю фразу в записке.

Ты должен знать, что он еще натворил. Сегодня в 19:00 на…

Когда я вижу, где назначена встреча, то не верю своим глазам… Как всегда, вместо подписи красуется одна-единственная буква. «R» с вытянутым вниз хвостиком. Рон.

На языке у меня появляется сладко-горький привкус. Я подношу руку ко рту и вижу, что подушечки пальцев испачканы чем-то темно-красным. Кровь. Оказывается, я так сильно прижал зубами нижнюю губу, что прокусил ее.

— Что вы нашли, Уэс? Что там такое? — нетерпеливо спрашивает Лизбет, и в голосе ее слышатся нотки отчаяния.

Я уже открываю рот, чтобы рассказать все, но спохватываюсь, вспомнив о том, что она сделала.

— Уэс, что случилось?

— Со мной все в порядке, — отвечаю я, перечитывая записку. — Просто немного нервничаю.

На другом конце линии воцаряется молчание. Ей не привыкать иметь дело с первоклассными лгунами. А я не вхожу даже в первую десятку.

— Хорошо. Вы о чем-то не хотите говорить? — спрашивает она.

— Ни о чем. Я всего лишь…

— Уэс, если речь идет о пленке, то еще раз повторяю, что мне очень жаль. Если бы я могла все переиграть…

— Я бы предпочел больше не говорить об этом.

— Я всего лишь пытаюсь принести свои извинения. Честное слово, я не хотела сделать вам больно.

— Вы не сделали мне больно, Лизбет. Вы просто обошлись со мной, как с каким-нибудь информатором, который может дать материал для статьи. Вот и все.

Она снова умолкает. Похоже, она переживает сильнее, чем я думал.

— Уэс, вы правы, это и в самом деле материал. Причем убойный материал. Но я хочу, чтобы вы поняли одну вещь: это вовсе не означает, что для меня это только лишь материал для статьи.

— Ага, вот как? — замечаю я. — Вы произносите прочувствованную речь, гремят фанфары, звенят колокольчики, и я должен верить вам снова?

— Разумеется, нет. На вашем месте я бы не верила никому. Но это не означает, что вам не нужна помощь. Или друзья. Кстати, если бы я хотела спалить вас, то, заполучив новый кроссворд… после того как узнала историю Виолетты и Дрейделя… я могла бы позвонить своему редактору, а не вам.

Я обдумываю ее слова. Как раздумывал о нашем совместном полете на геликоптере.

— Помните уговор, который мы заключили, когда вы пообещали отдать мне эту историю? — спрашивает она. — Так вот, забудьте о нем. Я выхожу из игры. Я больше ничего не хочу знать и даже слышать об этом.

— Вы серьезно?

— Уэс, вот уже целых десять минут мой блокнот спокойно лежит в сумочке.

Я верю Лизбет. Думаю, она говорит правду. И я убежден, что она поступает правильно. Но после всего, что случилось сегодня… после Мэннинга… после Дрейделя… после практически всех… Единственный человек, которому я могу полностью доверять, это я сам.

— Как прошел ваш визит к Мэннингам? — интересуется она. — Они сказали что-нибудь, в чем я могу вам помочь?

Я опускаю глаза на послание, собственноручно написанное Бойлом, и его знаменитое «R» с хвостиком.

— Нет, ничего необычного, — отвечаю я, перечитывая записку.

Ты должен знать, что он еще натворил. Сегодня в 19:00.

— Как прошел ваш визит к Мэннингам? — спросила в телефонную трубку Лизбет, уходя под дождем от дома, в котором встречалась с Виолеттой. — Они сказали что-нибудь, в чем я могу вам помочь?

Уэс медлил с ответом не дольше секунды. Но для Лизбет этого было более чем достаточно. Если бы он хотел солгать, то наверняка придумал бы какую-нибудь историю заранее. А такая вот пауза… что бы он ни нес в себе, оно грызет его изнутри. И, к своему собственному удивлению, она вдруг поняла, что чем больше узнает о том, что ему довелось пережить — и что сейчас выпало на его долю, — тем сильнее страдает из-за него. Незыблемое правило номер десять, напомнила она себе: беспокойся о том, какой получается рассказ, а не о людях, о которых в нем идет речь.

— Нет, ничего необычного, — наконец ответил Уэс. Он быстренько попрощался, чтобы избежать возникшей неловкости. Но это не помогло.

Лизбет не могла его винить. Взяв в поездку магнитофон, она обманула его доверие. Но, усаживаясь за руль автомобиля и набирая новый номер, она решила, что не будет сидеть сложа руки и не позволит пренебрегать собой.

— «Палм-Бич пост», — откликнулся женский голос. — Ева слушает.

— Ева, это Лизбет. Ты уже…

— Не волнуйся, колонка готова.

— Забудь о колонке.

— Я даже вставила туда эту дурацкую школьную награду.

— Ева!

На другом конце провода воцарилось молчание.

— Пожалуйста, только не говори, чтсгразбила мою машину.

— Ты можешь меня выслушать или нет? — взмолилась Лизбет, глядя на кроссворд, который дала ей Виолетта и который она разложила на руле. — Помнишь того забавного старичка из отдела комиксов, с такими страшными очками и остреньким подбородком полумесяцем?..

— Кассала? Который придумывал для нас кроссворды?

— Да, точно… Подожди, что ты имеешь в виду? Придумывал? Почему в прошедшем времени? Только не говори, что он умер.