Сара Даймонд - Паутина

Я будто увидела собственное детство, только причудливо искаженное: моя добрая, вечно занятая мама, исполненный благих намерений отчим были как бы зеркальным отражением этой беспокойной и причиняющей беспокойство другим супружеской пары Фишер, а я сама была зеркальным отражением Ребекки. Сопереживание смешивалось с жалостью; я была в ярости и вместе с тем беспомощна как ребенок. Ей было хуже, чем мне… Гораздо хуже.

Мне очень хотелось поделиться с кем-нибудь новыми мыслями и чувствами, но рядом никого не было: Лиз уехала на работу, а Карл, когда вернется, наверняка будет не расположен слушать новости о моих подвижках в сборе материалов. Я не представляла себе, как справлюсь вечером с этим своим желанием, но знала, что должна справиться. Час проходил за часом, и я старалась направить энергию бушующих внутри меня эмоций на что-то конкретное. Уже завтра я буду в Лондоне, меня ждет встреча с человеком, знавшим Ребекку лучше, чем кто-либо другой.

На следующее утро будильник вырвал меня из мрачного хаоса сновидений, и я была несказанно рада вернуться в реальность.

— Доброе утро! — Протянув руку, Карл заглушил пронзительный звон. — Я в душ.

По пути в ванную он отдернул шторы. Я еще некоторое время лежала, припоминая быстро пропадающие при солнечном свете образы из только что виденных снов: пьяная полунагая Рита Фишер в заброшенном доме на окраине; Эленор Корбетт на кухне Фишеров, подслушивающая с глупой ухмылкой на лице. Мои мысли настойчиво возвращались к поездке в Лондон и к тому, о чем я никак не могла рассказать Карлу. Он вышел из ванной и, по-моему, уже сто лет возился, собираясь на работу.

— Ну, все. Пока! — наконец объявил он, целуя меня. — До вечера. Удачного тебе дня.

Только услышав, как его машина отъехала, я встала с кровати и подошла к окну. Передо мной был пасторальный пейзаж с единственным движущимся предметом: черной машиной, которая становилась все меньше и меньше. Вот она въехала на холм и, преодолев вершину, пропала из поля зрения. В ту же секунду атмосфера вокруг меня изменилась — взамен напряжения появилось ощущение полной свободы. В мире не было никого, кроме меня, я могла идти куда угодно и делать что угодно.

Я встала под душ, быстро оделась и меньше чем через полчаса, заперев дом, уже ехала на Борнмутский вокзал. Оставив машину на ближайшей парковке, я поспешила в кассу. До отхода поезда оставалось двадцать минут, и, чтобы убить время, я зашла в маленькое унылое вокзальное кафе; чашка кофе, сигарета и головокружение от осознания того, что никто не знает, где я сейчас нахожусь…

Ступив на заполненную народом платформу лондонского вокзала Ватерлоо и глянув на часы, я быстрым шагом направилась к подземке. В колонии «Эшвелл Юнит» меня ждали через час, и спустя полчаса я уже поднималась на поверхность со станции «Бэлхем».

Мне несколько раз пришлось уточнять у прохожих дорогу, прежде чем я добралась до колонии. «Эшвелл Юнит» разместилась во внушительном викторианском здании из красного кирпича, расположенном на приличном расстоянии от оживленной улицы. Если бы не несколько машин на подъездной дорожке, его можно было принять за частный дом, и лишь когда я подошла ближе, в глаза бросилась ухоженная безликость учреждения. Указатель направил меня к боковому крылу здания, где раздвижные автоматические двери впускали посетителей внутрь.

В вестибюле перед небольшим письменным столом выстроились ряды пластиковых стульев, на которых сидели несколько человек. Секретарша средних лет сосредоточенно набирала что-то на компьютере.

— Здравствуйте, — сказала я, подходя к ней. — Меня зовут Анна Джеффриз, доктор Дональд Харгривз назначил мне встречу на два часа.

Секретарша снова застучала по клавиатуре, затем, посмотрев на невидимый мне монитор, отозвалась:

— Присядьте, я сообщу ему, что вы уже здесь.

Я села. Справа от меня расположилась пожилая пара; время от времени они обменивались короткими, натянутыми репликами.

— Дорогая, я уверен, что с Ником уже все в порядке, — негромко произнес мужчина. — Я рад, что мы снова его увидим.

Женщина в ответ пробормотала что-то нечленораздельное. В приемной появилось новое лицо: мужчина вошел через двойную дверь, которая вела внутрь учреждения. Он был без халата, но я сразу узнала аккуратно подстриженную бородку, запомнившуюся мне по фотографии в Интернете.

— Анна Джеффриз?

— Это я.

Встав со стула, я подошла к нему. Короткое рукопожатие, быстрая полуулыбка:

— Дон Харгривз. Пойдемте со мной.

Я совершенно не представляла себе, что ждет меня за этой двойной дверью. Полное невежество в области психиатрии рисовало картинки из Бедлама: [37] Бедлам, или Вифлеемская королевская больница, — психиатрическая больница, основанная в 1247 году в Лондоне, ныне переведена в графство Кент. душераздирающие вопли, эхом разносящиеся по всем коридорам; здоровенные санитары, смахивающие на десантников САС. [38] САС (Special Air Service) — Специальный военно-воздушный полк (авиадесантное подразделение специального назначения); используется для подавления волнений и выступлений населения, в особенности в Северной Ирландии. Реальность одновременно и успокоила, и разочаровала. Атмосфера здесь была ничем не примечательной, стерильной, и невольно подумалось, что психические заболевания стали таким же обычным печальным явлением, как диабет. Наши шаги четко и гулко звучали в тишине коридора, пока мы шли к кабинету доктора.

— Я был еще очень молодым человеком, когда впервые встретился с Ребеккой. Три года до этого, закончив университет, я работал в Ланкаширском окружном совете, занимаясь малолетними правонарушителями, помещенными в различные учреждения, одним из которых и была колония «Саутфилд Юнит». До того как Ребекка прибыла туда, я почти не занимался этой колонией… ребята там не являлись опасными ни для себя, ни для других. Иногда меня приглашали на встречу с кем-нибудь из них, но крайне редко. Однако случай Ребекки был исключительным, и я раз в месяц приезжал побеседовать с ней.

Я сидела напротив мистера Харгривза, по другую сторону письменного стола, на котором громоздились горы бумаг. В окне за спиной доктора виднелся ухоженный, но безликий сад, опоясанный по периметру живой изгородью из высоких кустов.

— Как она вела себя при встречах с вами?

Лицом к лицу с ним было проще общаться, чем по телефону. Дон был искренним, серьезным, учтивым, однако долгие паузы, которые он делал в разговоре, приводили в замешательство. Секунда проходила за секундой, а его задумчивый взгляд все еще был прикован к какой-то точке между нами; я была уже готова перефразировать свой вопрос, когда он все же заговорил: