Владимир Аджалов - О Главном. IT роман

И что бы нам там ни говорили теперь, а в сердце у нас будет спокойно и радостно.

– Дай я тоже скажу, – поднялась взволнованная нянечка Ирина. Рядом с мужем она выглядела совсем маленькой. Муж погладил ее по волосам и со спокойным достоинством сел. – Это я тоже сказать хочу не тому, кто тут выскакивал, а всем другим хочу сказать. Особенно меня поймут те, у кого дети есть.

Страшно сказать, у нас столько лет дочь была ни живая, ни мертвая. Это было такое горе, передать не могу, врагу не пожелаешь.

А теперь все так прекрасно изменилось. Вот я что теперь чувствую: у меня их как бы оказалось вдруг две, в смысле две доченьки.

Одна там, на небесах. Она оттуда нас видит и одобряет то, что мы с отцом сделали. Мы ведь это точно знаем, об этом отец уже сказал. А вот теперь еще эта девочка есть. Живая, красивая, умная. Она ведь тоже наша, кто бы что ни думал и ни говорил. Пусть немного чужая, но все равно наша. Такая тоже родная, я передать вам не могу.

Раньше казалось, что сердце мое так и умрет в печали. А теперь – люди, это же радость такая, что я даже не могу объяснить.

Нянечка не смогла удержать искренних слез, выхватила платочек, прижала к глазам и тихо присела. Муж обнял ее своей огромной рукой и стал что‑то успокоительное говорить на ухо. Тут девушка подошла к нянечке, присела к ней с другой стороны, тоже обняла и прижалась всем телом, закрыв ее и свое лицо от вспышек.

Конференция забурлила. Доктор минут двадцать с трудом успевал реагировать на нескончаемый поток вопросов. Но как только его часы подали запрограммированный сигнал, он решительно и спокойно завершил встречу, вежливо раскланялся и удалился со всеми помощниками. Исабель тем временем незаметно вывела от репортеров и нянечку с мужем.

Корреспонденты многого не успели выяснить на столь короткой встрече. И, конечно, они не могли даже представить себе того, о чем сознательно умолчал доктор Бирман.

Фантастический двойной перенос был сделан Иисусом, но частично без его личного присутствия в лаборатории. Точнее, первый перенос, старшего лаборанта в девушку, был сделан им лично, а второй дистанционно.

Близнецы ведь умеют слышать Его указания на расстоянии. Фактически Бразилец выступил как некоторое промежуточное звено, отдавая Медбрату команды, которые сам слышал от Учителя. Как выразился потом Медбрат, в какой‑то момент ему вообще показалось, что глазами Бразильца на него смотрит Иисус, который в это время на самом деле находился даже не в лаборатории, а в гостиной главного дома поместья. Почему это было сделано именно так – все как‑то постеснялись спросить.

Из‑за краткости и четкой организации пресс‑конференции репортеры только после ее завершения стали задаваться вопросами, а почему не присутствовал Тот, кто все это сделал?

Но даже если бы они сообразили раньше, им все равно никто бы не открыл, что буквально за несколько минут до начала пресс‑конференции три человека незаметно выехали из поместья, чтобы отправить одного из них на самолет в Иерусалим.

Сэр Уинстон Черчилль лежал на высоких подушках в своей бескрайней постели. За окном резко завыли сирены проезжающей группы автомобилей. Громкие сигналы быстро меняли высоту тона, неприятно давя на уши.

«Чудаки эти новые карьеристы. Столько сил тратят на то, чтобы получить себе на автомобили новые престижные игрушки – сирены, кричащие как обиженный осел, да неприятно мигающие фонарики.

Неужели они не понимают, что обычно так возят самые неприятные вести. Где‑то пожар, или кого‑то при смерти везут, или опасного преступника ловят. А теперь получается, что высокопоставленные чиновники с теми же знаками опасности по городу разъезжают. Как будто они все при смерти и их, бедняг, на реанимацию срочно везут».

Черчилль чуть повернул голову и посмотрел в окно, в Кенсингтон‑парк.

«Да, старина, ворчишь ты в соответствии со своим возрастом. Ну, правда, и погода располагает к хандре».

На фоне вечернего серого неба плавно раскачивалась верхушка старого дуба, так и не облетевшего к зиме.

Налетевшая небольшая стая ворон появилась над дубом и моментально расселась на его черных, блестящих от недавнего дождя ветках. Черчиллю понравилось, что птицы не дрались за свои места, а расселись легко и мирно, как будто по заранее расписанному порядку.

«Хорошо, когда каждый заранее знает свое место. Расселись пернатые джентльмены организованно, прямо как министры у меня на заседании кабинета. И костюмы, кстати сказать, похожие. Вот что интересно, а этот ворон, что после всех сейчас вот подлетает – это просто самый отставший в пути или, если следовать той же логике, их вороний премьер?»

Когда одинокий большой ворон плавно подлетел к дубу, вся стая практически одновременно поднялась в воздух на пару секунд, пока тот не сел на вершину, и потом опять расселась по своим местам «Неплохо. Премьер прибыл. Похоже, сегодня на этом дубе проходит заседание вороньего правительства». Черчилль перевел взгляд с окна на завешенную многочисленными фотографиями стену над камином и продолжил свои неспешные раздумья.

«Да… Премьеры, президенты, министры… Много же я их видел в своей долгой жизни. Какие они разные и какие все же одинаковые. Все, ну почти все они без исключения – это нестандартные, прямо скажем, не совсем нормальные люди. Богато одаренные от рождения трудоголики с колоссальным желанием получить и реализовать как можно больше власти. Очень хорошо знаю эту породу людей. Сам такой.

И я точно знаю, что любое совместное движение этих людей обозначает ограничение власти каждого из них. А они этого терпеть не могут.

Ну, правда, для совместного спасения от общей угрозы, вроде фашизма, на короткое время они еще могут объединяться. Только на время. И то не все.

Вот поэтому я достоверно знаю то, чего мои умные хорошие ребята, эти новые двенадцать, знать не могут. На самом деле есть только одно, что для этих властных людей, правящих миром, дороже власти.

Это их собственная жизнь.

Не обязательно быть великим лидером, чтобы мечтать о бессмертии. Но никакая другая цель, кроме бессмертия или хотя бы существенного продления жизни, никогда не объединит великих мира сего.

Я бы с удовольствием рассказал ребятам о том, что я думаю о возможной Цели, о том, куда должно идти Человечество. Но, если я правильно понял, своих версий мне им излагать не следует. Они сами найдут ответ. Или не найдут.

Да… Неужели я больше не увижу этих прекрасных ребят? Даже если они выберутся из своих проблем, нужен ли я им еще? Практически все, что мог, я им дал. Да им и нужно‑то было всего ничего – просто помочь подумать в правильном направлении. Жалко, что мне не удалось от них узнать, прав ли я в моей гипотезе о Цели.