Вильям Кобб - Парижские Волки. Книга 2. Царь Зла

Вследствие этого мы, члены Высшего Совета, обвиняем Бискара в неисполнении законов, руководящих Обществом «Парижских Волков».

Все средства должны быть применены, чтобы найти убежище, где он скрывается.

Кровавый суд будет созван, чтобы выслушать все показания, способные выявить истину, и, наконец, вынести Биско приговор, который он заслужил.

Париж. 184…»

Прокурор поклонился суду и сел.

Дьюлуфе был по-прежнему неподвижен.

Тогда снова заговорил президент.

— Дьюлуфе, — сказал он, — вы слышали. Суд должен всеми возможными средствами собрать сведения, которые покажутся ему необходимыми для выяснения истины. Готовы ли вы отвечать на вопросы, которые вам предложат?

— Я жду, — отвечал гигант. — Спрашивайте!

— Дьюлуфе, вы неразлучный товарищ Бискара, и ваша близость дает вам право на его полное доверие. Но выше дружбы, соединяющей вас с ним, стоят законы нашего Общества, обеспечивающие безопасность всех и каждого. Следовательно, ваш долг вполне ясен. Мы приказываем вам отвечать чистосердечно. Где Бискар?

— Я не знаю, — отвечал Дьюлуфе.

— Погодите! Может быть, сейчас вы пожалеете, что вступили на путь лжи. Сначала узнайте все. Нам известно, что перед следователем вы сказали, что Бискар умер. Это был ваш долг, и мы не можем порицать вас за исполнение его. Но перед нами такой ответ имеет другое значение. Солгать полиции полезно, но здесь вы должны сказать правду. Вы отлично знаете, что Бискар жив, точно так же, как вам известны подробности смерти «Поджигательницы», убитой королем Волков. Я повторяю теперь мой вопрос и спрашиваю у вас, где Бискар?

— Следователю я должен был солгать и солгал, — медленно сказал Дьюлуфе. — Вам я скажу правду.

В толпе раздался ропот любопытства.

— Я знаю, где Бискар, — продолжал Дьюлуфе, — но решительно отказываюсь сказать вам то, что я знаю.

При таком ясном и дерзком ответе члены суда поднялись. Действительно, казалось почти невероятным, чтобы ими могли пренебречь, ими, одного слова которых было достаточно, чтобы Дьюлуфе был немедленно казнен!

— Это вас удивляет,— снова заговорил Дьюлуфе, — и вы уже спрашиваете себя, каким мучениям подвергнуть меня, чтобы заставить говорить. Но знайте, что я дал слово Бискару, и что никакая человеческая сила не принудит меня говорить! Неужели вы не понимаете, что если я устоял против ужасного сознания, что Бискар убил бедную женщину, которую я любил, то это только придаст мне силы устоять против ваших угроз или пыток? Для вас Бискар — король, но для меня он больше: для меня он — господин, которого я люблю несмотря ни на что, несмотря на то зло, которое он мне причинил. Один я знаю его, я знаю все, что он выстрадал, все, что он переживает сейчас. Он доверился мне, и я не обману его доверия. Теперь делайте со мной что хотите.

В толпе раздался глухой ропот.

— Вы поняли, — продолжал президент, — что значат слова, написанные в нашем Кодексе: «Получать всеми возможными средствами те сведения, которые нам необходимы.»

— Я знаю, что моя жизнь принадлежит вам. Ну, что же, возьмите. Я вам отдаю ее.

Дьюлуфе улыбнулся со странной покорностью.

Судьи переговорили между собой.

— Во имя общественной безопасности, подрываемой действиями Бискара, короля Волков, мы решили, что Дьюлуфе, изменивший данной клятве, будет принужден силой выдать суду тайну, которую он отказывается сообщить по собственной воле.

За этими словами наступило продолжительное молчание.

Мюфлие и Кониглю переглянулись. Они были страшно бледны. Может быть, этот первый приговор был только прелюдией.

Все во время этого ужасного допроса напоминало им об опасности, которой они подвергались. Если Дьюлуфе угрожала смерть за то, что он отказался выдать тайну, то каково же будет наказание их, изменников!

Между тем президент подал знак. К Дьюлуфе подошли двое и стали рядом.

Он глядел перед собой, не произнося ни слова.

Открылась боковая дверь и вошли двое других.

Они несли что-то вроде жаровни, наполненной углями.

По толпе пробежал ропот дикого любопытства. Волки чувствовали, что человек будет страдать, и дикие инстинкты быстро пробуждались в их жестоких душах.

Жаровня была поставлена у ног Дьюлуфе.

Колосс остался по-прежнему спокоен.

— Дьюлуфе, — сказал президент, — еще есть время, говори! Скажи, где Бискар!

— Нет'

— Тогда делайте ваше дело!

Быстрым движением двое Волков, стоявших около несчастного, опрокинули его.

— Я не сопротивляюсь, — сказал он.

Он уже лежал на некоем подобии походной кровати из дуба.

Голова его была положена на деревянное изголовье, а горло обхватил железный прут.

Толстая цепь сковала туловище. Руки также закованы. Таким образом он был полностью лишен возможности пошевелиться.

Вся кровь хлынула ему в голову, жилы, казалось, готовы были лопнуть. Несмотря на внешнее спокойствие, он чувствовал чисто физический страх перед приближающимся страданием.

Его ноги были длиннее кровати и свисали. Но он был не в состоянии их поднять, так как их зажали стальные прутья.

Ужасная вещь! На этой части кровати видны были следы огня! Это ужасное орудие, очевидно, не в первый раз применялось в подобных обстоятельствах.

Жаровня была поставлена под ногами, которые ему обнажили до колен.

Под жаровней был треножник, состоявший из двух частей. Верхняя часть была подвижной.

По красным угольям порхал легкий синий огонек.

В эту минуту жаровня была на расстоянии десяти дюймов от ног Дьюлуфе.

Он закрыл глаза. Видно было, как его кулаки сжались, точно он искал точку опоры против ожидаемого мучения.

— Дьюлуфе, будешь ли ты отвечать?

Он молчал.

Президент поднял руку.

Раздался треск. Это пришла в движение верхняя часть треножника.

Жаровня медленно поднималась.

Ноги несчастного озарились красным: жар должен был стать нестерпимым. Но Дьюлуфе даже не вздрогнул.

Жаровня поднялась еще.

Президент снова повторил вопрос.

На этот раз Дьюлуфе ответил.

— Нет! Сто раз нет! — крикнул он громовым голосом.

Жаровня поднялась так, что ноги уже лежали на угольях.

Послышалось отвратительное шипенье. По залу распространился запах горящего мяса.

Лицо пытаемого исказилось. Глаза страшно вращались в орбитах. Дыхание было прерывистым.

Тем не менее, он не кричал.

Вдруг из глубины зала выбежал какой-то человек. Одним движением, настолько быстрым и сильным, что можно было усомниться, что человеческое существо в состоянии совершить такое чудо, он сломал стальные прутья, державшие ноги пытаемого, ногой сбил жаровню, уголья которой рассыпались по земле.

— Негодяи! — рявкнул он.

Все вскочили с мест.

В толпе раздался крик, исполненный ужаса: