Люк Босси - Манхэттен по Фрейду

Фрейд с досадой понял, что архитектор знает о нем гораздо больше, чем можно было предположить.

— Но вы были мне очень полезны, — произнес с усмешкой Герман. — Вначале я сомневался, что вы сумеете разбудить воспоминания Грейс. Но потом понял, что если вы это сделаете, то значительно поможете моему делу! Я предвидел подобное уже много лет назад и внушил Грейс, что ее ночной обидчик — ее отец. Я пользовался его одеколоном, подражал его походке, имитировал его голос…

Признание Германа подтвердило ужаснувшую Фрейда догадку.

Герман мог проникнуть в комнату Грейс. В темноте одурманенная наркотиками маленькая девочка приняла дядю за отца. Герман сделал все, чтобы в ее сознании закрепилось это заблуждение.

Невроз Грейс основывался на недоразумении. Ее мозг зафиксировал причастность к делу Августа, и ее бессознательное отреагировало соответственно. Ее навязчивый комплекс, связанный с отцом, опирался на ошибку в ощущениях.

Мисс Дэймон, также обманувшаяся, убила невиновного.

Фрейд заметил, что Герман накладывает резиновые жгуты на руки Грейс.

— Все это время я наделся на то, что вы добьетесь успеха, — продолжал Герман. — Вспомнив все, Грейс должна была обвинить брата и перенести подозрения на него. Но, конечно, я тоже не сидел сложа руки. Я уже нашел более верный способ убедить членов Клуба в том, что Август виновен…

— Но вы же не знали, что я найду труп Бернарда Эмери? — удивился Фрейд.

— Нет, — признал Герман. — Но этим вы также лишь ускорили ход вещей. — Он закончил затягивать жгуты и созерцал результаты своей работы. — Все это уже не имеет никакого значения. Сегодня я совершу трансмутацию. Красота и молодость Грейс потекут по моим жилам. Я стану наконец обладателем вечной жизни…

Фрейд вспомнил объяснения Гупнина о «панацее» алхимиков. Он отвел взгляд от лица Германа и посмотрел на перламутровые кубки и жгуты на руках Грейс.

— Рабочее помещение алхимика делится на две части, — объяснил Герман, проследив за взглядом психоаналитика. — Лабораторию, где с помощью тигелей и реторт проводятся опыты, и ораторию, где молят Бога о даровании просветления и приносят жертвы в виде священной пищи.

Герман показал на распростертое тело Грейс. Фрейд увидел, как в руке архитектора, рядом с обнаженным запястьем молодой женщины, сверкнуло лезвие ножа. Он все понял.

Герман собирался пролить кровь Грейс.

А затем выпить ее.

Фрейд заставил себя посмотреть на собственные колени, пытаясь абстрагироваться от ужаса происходящего. Нужно применить все свои знания, чтобы проникнуть в суть убийственной стратегии Германа.

Ритуал, который он собирался совершить, был вариантом упоминавшейся Юнгом мистической свадьбы и также имел сексуальную окраску. Герман полагал, что кровь обладала магическим могуществом и ассоциировалась с менструациями или потерей девственности.

Но был в обряде и первобытный, досексуальный смысл: церемония напоминала о тотемных празднествах некоторых древних племен. Герман собирался преисполниться жизненной энергии своей племянницы подобно каннибалам, съедавшим могущественного вождя деревни или вражеского племени.

Столь примитивный импульс, несомненно, исходил из самых истоков формирования его психического развития.

Из желания, которое все определило.

Из первоначального искушения.

Из той необычной страсти, которую Герман испытывал к своему брату, например. Тесное сообщничество, которое он хотел создать между собой и братом, нарушило появление Клуба. Любовь, вывернутая наизнанку, как перчатка, превратилась в ревность, а затем — в паранойю. «Я люблю тебя» превратилось в «Я тебя ненавижу», а потом в «Он преследует меня».

Но до желания обладать братом было еще одно, еще более раннее, более тайное желание.

Желание обладать матерью.

Грейс внешне походила на Люсию Корда. Ей было примерно столько же лет, сколько ее бабушке, когда та зачала Германа…

Выпив кровь Грейс, старший Герман хотел впитать в себя сущность матери, которая предпочла ему младшего сына.

Фрейд вспомнил, как один ребенок пожелал посадить свою мать в котел и сварить ее. «Тогда у меня будет тушеная мать, и я смогу ее съесть», — сказал он.

Преждевременная смерть Георгия Корда, искателя золота, оставила Германа в безраздельной власти травмированной матери, превратившейся в чересчур требовательную мачеху. Душевно выхолощенный, недооцененный, он взрастил в душе семена параноидальной зависти к младшему брату, который получил в наследство и волшебное могущество отца, и бесконечную любовь матери.

Месть Германа созрела согласно неумолимой логике подсознательного: став алхимиком, он занял место отца, а завладев Грейс, занял место матери.

Размышляя о том, как подступиться к этому отвратительному и одновременно необычному психологическому материалу, Фрейд заметил, что Герман насыпает в колбу белый порошок и размешивает его золотой ложечкой.

— Теперь, доктор Фрейд, я воздам должное вашим очаровательным «Дополнительным сведениям о действии коки», — сказал он, улыбаясь. — Чтобы вам церемония понравилась еще больше, я вас и вправду угощу несколькими граммами Cocanium muriaticum. [20] Солянокислая соль кокаина ( лат. ).

Герман подошел к Фрейду и поднес к его губам полную колбу.

— Вы, должно быть, спрашиваете себя, почему до сих пор живы… Только потому, что вам нужно время, чтобы полностью осознать ту замечательную роль, которую вы сыграли в моем триумфе.

Фрейд резко дернулся, но понял, что его усилия освободиться ни к чему не приводят. Герман расхохотался, затем свободной рукой достал длинный кинжал и провел лезвием по бороде своего пленника.

— Пейте, доктор!

Фрейд почувствовал, как сталь прижалась к его шее. Он выпил.

— Вы мне и после смерти послужите, — сказал Герман. — Когда полиция найдет вас окоченевшим, с пулей в виске, с наркотиком в крови, она решит, что великий врачеватель мозга потерял голову. Что он без памяти влюбился в свою пациентку — можете на меня рассчитывать, я дам все необходимые показания на этот счет — и, не вынеся отказа, в припадке безумия убил ее, а затем покончил жизнь самоубийством. Прелестная психоаналитическая сказка! Доктор Фрейд, судьба вашей науки по эту сторону Атлантического океана решена…

В грязной одежде, пропитанной зловонием, напоминавшем о мучительном путешествии по сточным трубам, задыхающийся Кан примчался к Утюгу. Он подошел к охраннику и показал свой жетон со словами:

— Полиция. Я должен подняться на верхние этажи.

Оглядев его с головы до ног, новый служащий покачал головой, взял «люгер», лежавший на столе, и направил оружие на Кана, который удивленно попятился.