Сергей Бакшеев - Композитор

Гвалт ожидания в зале мгновенно прекратился, когда четверо вооруженных охранников вывели на сцену Марка Шаманова. Сотни глаз с трепетом следили за высоким молодым человеком, одетым в новый строгий костюм, где вместо галстука из-под расстегнутого ворота рубашки топорщился несуразный вязаный шарфик. На голове преступника вздымался черный ежик волос, а на щеках виднелась отросшая щетина. Из-за шрамов на шее он редко позволял себя брить.

Композитора ввели в специально сооруженную клетку из толстых прутьев и поставили перед ним кружку с чем-то горячим. "Какао", – зашептались знающие люди. Наряду с шарфом это была единственная просьба преступника, изложенная им письменно во время следствия. Звякнули снятые наручники. Молодой человек впервые проявил интерес к притихшим зрителям, метнув взгляд поверх их голов. Казалось, он осматривал зал, хотя на самом деле проследил за распространением звука. Качество акустики его удовлетворило. Всё было, как во время последнего выступления Марины Васильевой. Только место белого рояля на сцене занимал стол для судей.

Процесс проходил быстро. Предъявленные улики, показания свидетелей и, в особенности, подробные фото-отчеты преступника о своих злодеяниях подняли градус негодования собравшихся на запредельную высоту. Дежурившие медики то здесь, то там оказывали помощь потерявшим сознание. Отказы подсудимого от ответов лишь усугубляли ситуацию. Судье часто приходилось гасить страсти строгими замечаниями. Грозная речь прокурора, потребовавшего расстрела для подсудимого, была встречена гулом одобрения. На этом фоне на смущенного адвоката жалко было смотреть. Он невнятно протараторил заранее приготовленный короткий текст и сел, сгорая от стыда.

Всё шло к закономерному финалу. Незримая ярость наполняла зал. Хмурый судья, скорее для проформы, предложил подсудимому последнее слово и хотел было объявить перерыв перед оглашением приговора, но Композитор неожиданно встал.

Зал умолк. Сотни ненавидящих глаз вонзились в жалкого ублюдка, зарезавшего самых талантливых артистов страны.

– Спасибо, ваша честь. Спасибо всем собравшимся за возможность высказаться. Я молчал до сих пор только по причине своей тяжелой травмы и болезни. Я не хотел, чтобы невнятный хрип моего покалеченного горла исказил ту правду, которую вы желаете услышать, а она, поверьте мне, гораздо интереснее, чем всё ранее сказанное в этом зале. Теперь я готов объяснить уважаемому суду суть произошедшего, и вы, я уверен, сделаете единственно правильный вывод. Я попрошу включить магнитофон, который присутствует здесь в качестве вещественного доказательства и который, якобы, был найден в моем доме. Пожалуйста.

Оторопевший судья кивнул. В наступившей тишине щелкнул тумблер, раздалась музыка с репетиции Марины Васильевой. Композитор дождался, когда зазвучит голос певицы, и продолжил.

– Вслушайтесь в чудесный голос этой девушки. Я впервые услышал ее восемь лет назад и сразу был очарован ее потрясающими вокальными данными. Я знал, что когда-нибудь она станет великой певицей. Я мечтал с ней подружиться, но вынужден был выполнять грязные задания карательных органов, которыми руководил Берия. Я был под их полным контролем и делал то, что они велели. За малейшее ослушание меня избивали и наказывали. Но я хотел стать свободным и чистым человеком, моим единственным желанием было сочинение музыки для такой певицы, как Марина Васильева. Уже тогда я полюбил ее. В один из дней я взбунтовался и отказался работать на госбезопасность. Меня бросили в темный глухой подвал, приковали цепью. Целый год в моей камере не появилась ни одна живая душа. Пищу мне просовывали в щель, как собаке. Я страдал от одиночества, страдал без музыки, я разучился говорить и почти ослеп. Через год, когда пал Берия, перепуганный генерал госбезопасности вывез меня в Казахстан, чтобы там уничтожить и замести следы своих бесчеловечных преступлений. Но мне чудом удалось бежать. За мной охотились, как за диким зверем. Долгие годы я скрывался в алтайской деревне. Я помню весенний день, когда услышал по радио песню Марины Васильевой. Это был самый счастливый день в моей жизни. Она стала певицей. Ее талант вырвался на свободу и был очевиден для всех. Так же, как и я, ее сразу полюбили миллионы слушателей. Ведь это правда? Вы все ее любили? Ответьте мне!

Зрительный зал нестройно выдохнул "да", многие кивнули, сглатывая подступивший к горлу ком. На еще недавно суровых лицах проступила доброта и рвущаяся наружу нежность.

– Да! Да! Да! Не скрывайте своих светлых чувств. Ее любили и любят все! Марину невозможно не любить. Признайтесь себе, вы ее не просто любили, вы ее обожали! Как и я. А если кого-то безмерно любишь, разве можешь ему причинить боль? А зарезать? Хладнокровно, расчетливо. А убить? Нет! Никогда! Влюбленный человек скорее пожертвует своей жизнью ради любимого. Ведь это так? Каждый из вас с этим согласится. Вот и я приехал в Москву с единственной целью: писать песни для Марины Васильевой. Я готов был жить в хлеву, голодать, ходить в обносках, только чтобы она еще полнее раскрыла свой удивительный талант. И я написал для нее музыку! Это были песни на стихи ее любимого поэта. Я стеснялся передать их открыто и поэтому тайком подбрасывал ей ноты. А потом я услышал свои песни в ее исполнении. Я был счастлив. Она приняла правила игры. Мы чувствовали друг друга на расстоянии, но никогда не встречались. В это же время я понял, что за мной снова началась охота. КГБ узнало о моем возвращении и захотело уничтожить. Они всегда уничтожают сбежавших агентов! Но настали другие времена. Их сила поубавилась. Они знали, что я верчусь где-то рядом с Мариной. И тогда они придумали историю с певицами, чтобы все органы правопорядка искали меня. Они зверски убивали самых лучших исполнителей только для того, чтобы поймать меня. Все улики, найденные, якобы, в моем доме, были получены без свидетелей. Какой разумный человек будет хранить фотографии своих жертв у себя дома? Ваша честь, вы видели снимки? Вы хорошо рассмотрели их? Это профессиональная работа криминалиста, где заметна даже линейка! Они грубо подбросили материалы следствия, потому что были уверены: суда не будет. Они рассчитывали убить меня еще при задержании. Но мне повезло, я оказался в больнице, где было много свидетелей. Я был так беспомощен, что меня уносили оттуда, а, следовательно, невозможно было приписать сопротивление при задержании или попытку побега. О моем аресте сразу стало известно журналистам. Спасибо вам огромное, что вы смело писали об этом деле. Ваши статьи спасли меня. Из застенков Лубянки меня передали в милицию. Я молчал на следствии, потому что, расскажи я правду, я бы не дожил до суда. А теперь, прежде чем суд примет решение, я хочу, чтобы мы все послушали мои песни в исполнении Марины Васильевой. Она не успела записать их на пластинку. Но они есть на магнитофонной ленте. В зале присутствует ее отец, который не расстается с этой записью. Я прошу вас, Алексей Михайлович. Ваша дочь спасет всех нас от чудовищной ошибки. Она – моя последняя надежда.