Кай Дзен - Кровь избранных

— Если бы не Вэй, я бы сейчас здесь не стоял.

— Вечно ты выкрутишься…

Шань Фен улыбнулся:

— «Люди Юй Хуа видят молнию, когда остальные слышат только гром». Раньше они обладали такой славой.

Бывший глава Триады напрягся:

— Ты уже не человек Юй Хуа. Таких людей больше не существует.

— Как это понимать?

— Оглянись вокруг. Я уже не хозяин в своем доме. В заведении больше паутины, чем клиентов. Неделя-другая — и его придется закрыть. Что же до настоящих дел… я ими почти не занимаюсь. Так, мелкие трафики, чтобы выжить. Если хочешь получить работу, иди в «Зеленый круг».

— Но что…

— Никаких «но». Новый курс теперь Ту Юэшень, новый курс — Гоминьдан. С тех пор как «Триада» стала поддерживать коммунистов, фортуна от нее отвернулась. Партия народа… — последние слова Юй Хуа гневно выкрикнул.

— А где Ганс Дерюйтер?

Шань Фену не хотелось расставаться с миром, в котором он прожил столько лет. Бывший глава Триады коротко хохотнул:

— А ты что, не знаешь? Крысы первыми бегут с тонущего корабля.

— Что ты имеешь в виду?

— Ганс уже несколько лет как исчез. До меня доходят слухи, что он осел в провинции, а возможно, и в городе. Но у меня нет уже ни средств, чтобы разыскивать голландца, ни мотива его прикончить.

Больше разговаривать Юй Хуа не пожелал. После нескольких минут тягостного молчания Шань Фен шагнул к двери и нажал на ручку.

— Если негде ночевать, можешь устроиться в подвале. Это все, что я могу для тебя сделать.

Прошло несколько дней, прежде чем Шань Фену удалось восстановить старые контакты с партией. Мало кто верил, что он провел шесть лет в Тиланьцяо, ведь остальных участников съезда отпустили на другой день. Молодой человек ничего не мог объяснить, но вернуться в организацию ему все же удалось. Парню поручили наладить связи между Федерацией профсоюзов Чжабея и Центральной типографией коммерческого издательства Баошаня, которую уже заняло ополчение.

Генерал Тан Шэнчжи [108] запросил у правительства санкцию на арест Мао, но того вовремя предупредили, и ему пришлось скрываться сначала в Кянсу, а потом в Шанхае. Молодой человек узнал, что в ближайшее время Цзэдун собирается встретиться с комиссаром Федерации профсоюзов Ваном. Через несколько дней лидер коммунистов, занимавший пост секретаря секции Хунаня, отправится в Вухань, на Пятый съезд партии.

Шань Фен долго уламывал Чжина, помощника комиссара, чтобы ему разрешили повидаться с революционером. Конечно, Мао сразу же сообщили об этом, и он наверняка вспомнил парня с умными глазами.

В маленькой комнате тянуло сыростью: в полуподвальное помещение проникал запах влажной земли с берега Хуанпу.

Цзэдун сидел в кресле, выпрямившись и оперев руки на подлокотники. Он не растерял былой импозантности. Несмотря на жару, пиджак великолепного покроя был застегнут на все пуговицы. Едва взглянув на Шань Фена, Мао сразу понял, о чем тот думает.

— Революции всегда берут начало в местах не самых чистых и здоровых. В этом смысле судьба Китая предрешена. — Он тихо рассмеялся.

Оба долго разглядывали друг друга.

— Я пишу стихотворение, и мне не нравится первая строка. — Мао развернул на колене листок бумаги, прижав его рукой.

Шань Фен подошел поближе, так, чтобы стали видны иероглифы.

— Не думаю, что смогу чем-нибудь помочь: я ведь едва умею читать и писать.

— Этого более чем достаточно. Слушай.

— По-моему, здорово.

— Слова не выражают истинного величия. И потоки, и река гораздо мощнее, чем я их описываю.

— А в поэзии можно повторять слова?

— Все можно, лишь бы было очень красиво.

— Тогда начальные слова в первых строках надо бы повторить:

Революционер, наморщив лоб, несколько раз прочел про себя. Шань Фену захотелось извиниться за свою глупость.

— А ведь, похоже, ты прав…

— Я могу пригодиться в какой-нибудь другой области, только не в поэзии. Шесть лет назад, тоже ночью, я обещал тебе кое-что принести…

— Ну конечно! Шань Фен и его магия. — Мао тихо рассмеялся. — И народные массы у наших ног, не так ли? — Он покачал головой. — Когда-то я написал еще одно стихотворение:

У тебя благородные намерения, Шань Фен, но ты наивен, и мыслями твоими владеют страсти. Они не дают тебе подумать. Пытаться влиять на народ с помощью колдовства — все равно что бить воду палкой. Бесполезное занятие.

— Тут дело не в магии, а…

Мао остановил парня резким жестом.

— А в чем, в науке? — Он досадливо фыркнул и жестко продолжил: — Скоро сотни миллионов сельских тружеников поднимутся и разорвут цепи. И никто не сможет их удержать. Народ скинет всех императоров, военных правителей, коррумпированных чиновников. И обойдутся без твоих странных знаний. Каждому из товарищей придется выбирать, чью сторону принять. Правые оппортунисты боятся гоминьдановцев и не верят в силу крестьянства. Они сомневаются, как и ты, но я хорошо знаю этих людей и уверяю тебя, что дело за малым. Нам пора прекратить тактику уловок и выжидания.

Слова Мао, как всегда, взволновали Шань Фена, но одновременно прозвучали унизительно: он сравнил его с реакционерами, которые не верят в сокрушительную силу народных масс.

Лидер коммунистов снова заговорил:

— Ты ценен для нас, как и любой другой. И совсем не потому, что знаком с магическими средствами самонадеянного империалиста.

Товарищу Шань Фену предстояло сделать выбор.

В своем кабинете в расположении бригады командир пятого полка Хин не спеша отдавал последние распоряжения:

— Выходите только по моему приказу, это очень важно.

Ту Юэшень насмешливо ухмыльнулся:

— Мои люди запросто справятся с рабочим ополчением.

Глава «Зеленого круга» с довольным видом оглядел своего телохранителя, застывшего у дверей. Лицо здоровяка с левой стороны ото лба до самых губ пересекал глубокий шрам.

— Если плохо разыграем нашу карту, с ним не справится никто: Федерация профсоюзов в Шанхае насчитывает около трех тысяч человек, и все они взбудоражены. Нельзя допустить, чтобы бунтовщики объединились и вооружились.

— А мы и не дадим!

Услышав такие слова, Хин внимательно взглянул на гангстера. Тот был одет по-европейски, в светлый костюм и белоснежную рубашку с галстуком цвета охры. На первый взгляд он казался элегантным, но в его манере держаться присутствовало что-то неистребимо вульгарное. Офицер презрительно улыбнулся: Ту Юэшень поднялся высоко, но так и остался неотесанным мужланом. Однако надо делать вид, будто относишься к нему как к равному.