Пол Сассман - Пол Сассман Исчезнувший оазис

— Какая разница?..

Он закрыл ноутбук и спрятал его в чехол для переноски. Над головой пискнул сигнал, зажглась табличка «Пристегните ремни».

— Его никогда не найдут, — тихо сказал Флин. — Спустя двадцать три года. Это нереально.

— Вы найдете. Вы туда доберетесь.

Голос из динамика объявил по-арабски и по-английски:

— Дамы и господа, наш самолет заходит на посадку. Пожалуйста, уберите ручную кладь в отсеки над головой и пристегните ремни безопасности.

— Вы доберетесь, — повторила Молли. — С Божьей помощью.

«Ага, тот самый случай, когда даже Бог не знает, где искать», — подумал Флин. Вслух он ничего подобного не сказал, догадываясь, что Кирнан сочтет это кощунством. Броди откинулся на спинку кресла, зажмурился и снова начал перебирать в уме известные ему факты — Око Хепри, Уста Осириса и так далее. Самолет резко пошел на снижение, и у Флина заложило уши.

К вечеру второго дня без воды и пиши бедуины взобрались на песчаный гребень и разглядели вдали мерцание огней Дахлы. Они из последних сил выстроили верблюдов в ряд и как один подняли руки к небу.

— Хамдуллила! — выкрикнули всадники охрипшими голосами; верблюды тяжело дышали под седлом. — Слава Всевышнему!

Будь у них вода, они там же и спешились бы, заварили чая — отпраздновать конец путешествия, оценить прелесть момента, когда сидишь высоко вверху, а под тобой в одну сторону расстилается безбрежная пустыня, а с другой подступает цивилизация. Однако пить было нечего, да и слишком они устали, хотелось поскорее вернуться домой. Поэтому бедуины пустили верблюдов вниз по дальнему краю дюны и поспешили к оазису, лишь изредка понукая их криками «хут, хут» и «ялла, ялла».

Последние три дня, с тех самых пор, как они обнаружили загадочного мертвеца, пустыня их истязала, преграждала путь бесконечной чередой дюн, отвесных, как скалы, палила зноем, какого не помнили в это время года. Однако теперь все это осталось позади. Пустыня как будто наигралась с ними, жару сменила прохлада, ландшафт стал ровнее и разнороднее, лабиринт дюн рассыпался на отдельные завитки и песчаные карманы, перемеженные полосами ровного гравия, в котором не вязли копыта верблюдов. Дорога пошла быстрее. В течение часа неясное мерцание оазиса высветило облако зелени, а позади него — бледный серп каменной гряды Гебель-эль-Каср. Через два часа глаз уже различал отдельные рощи, белые точки домов и голубятен. Бедуины пустили верблюдов рысью. Предводитель вырвался вперед, остальные неровной цепочкой растянулись за ним, мчась в развевающихся одеждах навстречу воде и спасению.

Только последний всадник не спешил сократить разрыв; он мало-помалу отстал от товарищей, пока не оказался в ста метрах позади предводителя. Убедившись, что его никто не услышит, он достал сотовый телефон и, как в предыдущие два дня, проверил дисплей. На лице у него появилась ухмылка: связь работала! Он набрал номер, пригнулся в седле так, чтобы никто не видел, чем он занят, и, когда его соединили, взволнованно заговорил.

— Дамы и господа, нашего достопочтенного гостя не нужно представлять. Как все вы знаете, он родился в коптской общине и остается уважаемым и почитаемым ее представителем, пусть жизнь и увела его далеко от нас. Годами его щедрость помогала воплощать многочисленные проекты по здравоохранению и образованию, среди которых открытие этой больницы — лишь очередное звено в цепи его добрых деяний. Несмотря на успех и богатство, он не забыл, откуда родом, не покинул своих ближних здесь, в общине заббалинов. Друг, покровитель и, не побоюсь этого слова, отец всем нам — встречайте, мистер Роман и Гиргис!

Грянули аплодисменты, и из рядов гостей поднялся человек в дорогом костюме. Седеющие волосы гладко зачесаны назад, в лице проглядывало что-то ящерообразное: впалые щеки, почти безгубый рот, землистого цвета кожа. Вдобавок он то и дело облизывал края губ, что тоже усиливало сходство. Почетный гость ответил кивком на дифирамбы, изобразил поцелуй в щеку сидевшего рядом коптского епископа и пожал руку женщине, которая его представила. С лица его не сходила гримаса недовольства и раздражения.

— Благодарю, — произнес он, поворачиваясь к толпе. Голос, низкий и раскатистый, как грохот тяжеловесного грузовика, не соответствовал сухощавому сложению гостя. — Для меня большая честь присутствовать при открытии нового медицинского центра. Я хочу выразить личную благодарность мисс Михайл… — Он повел рукой в сторону ведущей. — Его преосвященству епископу Маркосу, а также учредителям и членам правления нашего Фонда развития.

Приглушенно защелкала фотокамера — корреспондент метнулся вдоль рядов, снимая Гиргиса и участников церемонии.

— Как уже упомянула мисс Михайл, — проникновенно продолжил оратор, — я заббалин и горжусь этим. Родился в Маншият-Насире, всего в паре кварталов отсюда. С самого детства разбирал мусор со своей семьей, и хотя, Божьей милостью, обстоятельства моей жизни с тех пор изменились… — Гиргис оглянулся на епископа, который с улыбкой кивнул, поглаживая бороду, — Манши-ят-Насир остается мне домом, а его жители — братьями и сестрами.

Раздались вежливые хлопки, защелкали фотокамеры.

— Заббалины — неотъемлемая часть Каира, — продолжал Гиргис, поправляя манжеты рубашки, что выглядывали из-под пиджака. — Вот уже полвека заббалины собирают, сортируют и перерабатывают отходы всего города, поддерживая его чистоту на должном уровне. Ручным трудом они добиваются эффективности, которую не в состоянии обеспечить никакой механизм. Однако по той же причине заббалины крайне подвержены инфицированию гепатитом, который передается через порезы и ссадины, неизбежно появляющиеся при сортировке отходов. Мои отец и Дед умерли от этой страшной болезни, поэтому я крайне рад принять участие в проекте, который поможет снизить риск заражения ею. Фонд обязуется делать бесплатные прививки всем, кто в них нуждается.

По толпе пронесся шепот одобрения.

— Думаю, я уже достаточно тут наговорил, поэтому позволю себе еще раз поблагодарить всех собравшихся и, не тратя времени даром, объявить Центр вакцинации Маншият-Насира имени Романи Гиргиса… — он развел руки, обводя широким жестом двор, в котором собрались гости, соседние дома и стеклянные двери с красными крестами, — открытым!

Гиргис принял из рук мисс Михаил ножницы и под аплодисменты толпы стал перерезать тяжелую алую ленту, натянутую поперек двора. Фотограф встал на колено, готовясь запечатлеть открытие. Однако алая полоска почему-то елозила между лезвий и не желала перерезаться, так что Гиргису пришлось повторить попытку. И опять ничего не вышло, как бы отчаянно он ни щелкал ножницами. Время тянулось, хлопки за спиной поредели и совсем стихли, а вместо них вскоре послышался шепоток и нервное хихиканье. Руки спонсора затряслись, на лице выразилось сперва раздражение, а потом — ярость. Мисс Михайл поспешно натянула ленточку, и Гиргис продолжал кромсать шелк.