Пол Сассман - Пол Сассман Исчезнувший оазис

Флин не ответил. Фотография слегка дрожала в его руках.

— Город Зерзура подобен белому голубю, — прошептал он. — И птица на вратах его.

— Что это значит?

Броди помолчал, словно слишком глубоко задумался, но через несколько секунд оторвался от фотографии, схватил со стола фотоаппарат и протянул Мажди.

— Эту пленку надо проявить, — выпалил Флин. — Извлечь из камеры и проявить.

— Флин, я бы рад, но у меня и другие дела…

— Я должен увидеть, что на ней. Должен. Прошу тебя, Мажди. Пожалуйста.

Фотограф заморгал, оторопев от такой настойчивости, но кивнул и взял камеру.

— Ну если это так важно…

— Очень важно. Поверь мне.

Мажди покрутил фотоаппарат в руках.

— Времени может уйти больше. Перемотка сдохла, под кожухом, наверное, полно песка и пыли — «лейки» этому особенно подвержены. Я даже не знаю, удастся ли вытащить пленку… — Мажди пожал плечами. — Что ж, попытаюсь. Дай мне сорок минут. К тому времени я по крайней мере пойму, можно ее спасти или нет.

Он направился в лабораторию. Флин крикнул ему вслед:

— Спасибо, сахиби! — И добавил после паузы: — Прости, что вел себя по-свински.

Мажди махнул рукой:

— Ты же египтолог. У вас это профессиональное.

Он обернулся, подмигнул и скрылся за дверью, оставив Флина и Фрею наедине.

— Так вы мне расскажете, что происходит? — спросила Фрея. — Что это за место на снимке?

Флин еще раз посмотрел на фотографию и слегка помотал головой — как будто не мог поверить глазам. На губах его играла едва заметная улыбка. Повисла долгая пауза.

— Не могу сказать наверняка, — проронил он наконец. — Пока не увижу, что на второй пленке.

— Но для себя вы уже все решили.

— Да, — помолчав, ответил он. — Да, уже решил.

Броди посмотрел на Фрею. Вид у него был изможденный, а лицо — бледное, но глаза ярко сияли, и в целом он, как ни странно, стал еще привлекательнее.

— По-моему, это место называется Зерзура.

— И где оно находится?

К ее досаде, Флин не ответил. Вместо этого он снова посмотрел на фото, потом на часы. Через секунду-другую его, видимо, посетила какая-то мысль: он достал из кармана джинсов телефон, набрал номер и удалился в дальний угол помещения — для разговора. Фрея всплеснула руками в немом возмущении, а Флин только поднял ладонь — не мешай, мол, и быстро заговорил в трубку. Окончив разговор, он спрятал мобильный, вернулся и взял ее за руку.

— Что вы знаете о Древнем Египте? — спросил Флин, подводя Фрею к спиральной лестнице.

— Немногим больше, чем о физике квантов, — ответила она.

— Значит, пришла пора для краткого экскурса.

У Ясмин Малуф была тайна, о которой не знали ни родители, ни братья-сестры, ни муж Хосни, ни начальник-американец. Она курила. Тайна, как водится, не такая уж страшная, но, по ее мнению, постыдного для женщины сорта. Хосни, может, и не стал бы возмущаться, если б узнал, зато семья точно этого не одобрила бы. Ко всему, мистер Энглтон сразу дал понять, что не потерпит перекуров на работе. Все остальное — пожалуйста («Можете работать хоть голышом, если вам так легче сосредоточиться», — сказал он), но сигареты с «этой отвратной вонью из пепельницы» были под строгим запретом.

Она, конечно, не дымила как паровоз — всего три «Клеопатры-лайт» вдень, да и от них было нетрудно удержаться во время прослушивания; только ближе к вечеру тяга делалась нестерпимой. Тогда Ясмин закрывала комнату, спускалась этажом ниже и, устроившись перед окном в конце коридора, доставала сигарету.

Сегодня — кто знает, отчего — курить хотелось сильнее, чем обычно. Прикончив одну, она тут же зажгла вторую, и в результате пятиминутный перерыв растянулся вдвое дольше. Потом Ясмин обнаружила, что у нее кончились мятные леденцы. Пришлось спуститься в магазин на первом этаже и пополнить запас. Когда она наконец вернулась в номер, дыхание у нее было свежим, платье — чистым, без следа пепла, а стрелки часов пробежали почти двадцать минут. И все бы ничего, если бы за время ее отсутствия не пришел звонок на мобильный Молли Кирнан, — на записывающем устройстве гневно мигала красная лампочка.

Если бы звонили на другой номер, она и глазом не моргнула бы, но мистер Энглтон еще в обед особо напомнил, чтобы его немедленно извещали обо всех входящих на телефон Молли Кирнан. Ясмин захлопнула дверь, швырнула сумочку на кровать и бросилась к магнитофону. Она схватила ручку с блокнотом и нажала кнопку воспроизведения, готовясь стенографировать. Раздалось статическое шипение, а вслед за тем — мужской голос, тихий, настойчивый:

— Молли, это Флин. Я в Египетском музее. Со мной Фрея Хэннен. Сейчас проявим кое-какие фото — позже объясню — и поедем в американское посольство. Можем там встретиться? Это срочно, Молли, очень срочно. Спасибо. Буду ждать.

На этом связь закончилась.

Ясмин еще несколько раз проиграла сообщение — убедиться, что все записала правильно, нигде не ослышалась. Потом, подняв трубку особого телефона, который Энглтон установил в комнате, набрала номер начальника. Через два гудка тот ответил.

— Мистер Энглтон, это Ясмин Малуф. Был звонок на сотовый Кирнан. Сейчас зачитаю…

Она поднесла блокнот к глазам и начала диктовать.

— Думаете, опасность миновала? — спросила Фрея, когда Флин повел ее обратно в музей. Образ преследователей был еще слишком свеж в ее памяти, а в огромной толпе она вдруг почувствовала себя на виду — не то что в укромной фотолаборатории. — А что, если нас до сих пор ищут?

— Прошло больше часа, — возразил Флин, останавливаясь у огромного каменного саркофага и пристально глядя перед собой. — Сдается мне, если они догадались сюда зайти, то уже это сделали и ушли восвояси. Правда, гарантий дать не могу, так что будьте начеку. Если заметите неладное…

— То что?

Он пожал плечами:

— Бегите.

Броди еще несколько секунд озирал окрестности, после чего пустился вдоль по галерее с фотографией в руке. Фрея отправилась следом. Флин хотя и не расслабился, но стал гораздо спокойнее и увереннее, словно соседство с предметами древности как-то сгладило ощущение опасности, в которой они оказались. На середине огромного гулкого зала, где множились отзвуки голосов и шагов, археолог вдруг заговорил.

— Зерзура — это затерянный в Сахаре оазис, — пояснил он и посторонился, пропуская ораву школьников в синей форме, ведомых ошалевшей учительницей. — У меня на эту тему есть хорошая слайдовая презентация, но в нынешних обстоятельствах, боюсь, придется обойтись урезанной версией.

— Ничего, обойдусь, — сказала Фрея, опасливо глядя по сторонам — как будто из-за статуй могли вот-вот выскочить близнецы.

— Его название происходит от арабского «зарзар», — продолжил Флин, переходя к излюбленной теме. — Это значит «скворец», «воробей» или просто «пичужка». Об оазисе мало что известно, кроме упоминания в средневековом трактате «Китаб аль-Кануш», «Книге сокровенных жемчужин». Предположительно оазис находится где-то в окрестностях Гильф-эль-Кебира, хотя Деланси Форт помещал его в Великом песчаном море, а Ньюбольд… — Флин понял, что Фрея не поспевает за мыслью, и осекся. — Прости, загрузил. Когда всю жизнь в этом возишься, забываешь, как говорить простыми словами. Общая беда нашего брата. В общем, оазис затерян где-то в пустыне, и ни один из великих исследователей двадцатого века — ни Болл, ни Кемаль ад-Дин, ни Бэгнольд, ни Алмаши, ни Клейтон — не смог его отыскать. На самом деле большая часть исследований Сахары начиналась как поиски Зерзуры.