Кристофер Райх - Правила обмана

— Гексаген, — сказал он. — Полно гексагена.

Ясно все без объяснений. Гексаген отлично знают в любом контртеррористическом подразделении. Британцы изобрели его еще до Второй мировой войны, но и сейчас это основной компонент во многих типах пластиковой взрывчатки и главное вещество для подрыва заряда во всех видах атомного оружия.

Фон Даникену показалось, что у него открылось второе дыхание: они не зря явились сюда. Дрон, компания, производящая сверхточные навигационные системы, а теперь и пластиковая взрывчатка.

— Но я ничего подозрительного не заметил, — возразил он. — Где она спрятана?

— Сейчас ее здесь нет. Детектор обнаружил только следы, но они совсем свежие.

— Можешь определить, когда ее увезли?

Кублер взглянул на дисплей:

— Согласно данным, в течение предыдущих двадцати четырех часов.

До ужина Ламмерса с Г.Б.

— Шестьдесят секунд, — сообщил Крайчек. — Кар охранника в трех блоках отсюда.

— На выход! — скомандовал фон Даникен, торопливо делая последние снимки чертежей.

Кублер вылетел из мастерской. Майер за ним. Фон Даникен тоже направился к двери. И перед тем как выключить свет, он увидел его.

Младшего брата.

В дальнем конце комнаты, на полке под столом с инструментами, стояла совсем уменьшенная копия ЛМА из кабинета Ламмерса — наверное, двадцать на двадцать сантиметров. Однако крылья у этой модели были другой формы — почти треугольные. Инспектор заметил, что, скрепленные центральным шарниром, они могли двигаться вверх и вниз, подобно крыльям птицы.

Помедлив секунду, он подбежал и схватил миниатюрный самолет. Тот весил не более чем полкилограмма. Конечно, не такой легкий, как перышко, но очень близко к этому.

— Он летает? — спросил он Микаэлу Менц.

— Разумеется, — ответила она с негодованием. — Мы запускали его с территории склада.

Фон Даникен заметил, что снизу крылья покрывала тончайшая эластичная ткань ярко-желтого цвета с черными пятнышками.

Майер заглянул в лабораторию:

— Ну что ты там копаешься? Пора сматываться!

Фон Даникен поднял ЛМА:

— Ты только посмотри.

— Оставь! — крикнул Майер. — Зачем тебе игрушечная бабочка?!

В пригороде Вены — Себастьянсдорфе, в окнах традиционного австрийского охотничьего замка Флимелена зажглись огни. Построенное для императора Франца Иосифа, огромное здание чуть не отправилось в конце Первой мировой войны на тот свет вслед за своим владельцем. Сорок лет «охотничий домик» стоял заброшенным — разбитые окна, разобранные на дрова двери. Местные жители таскали из фундамента камни для постройки новых, менее величественных, домов. Со всех сторон его обступал лес, подбираясь все ближе и ближе.

И вот в 1965 году началось его возрождение. Изо дня в день сюда приезжали рабочие и восстанавливали обветшалое здание. Они вставили новые окна и двери. Недалеко, на дороге, ведущей к охотничьему замку, установили пост охраны. В поисках уединенного места, где можно было бы проводить деловые встречи, не привлекая к ним внимания, на Флимелен заявила права неправительственная организация по предотвращению войн и природных катастроф.

За длинным столом в большом зале сидели четверо мужчин и женщина. Председательствовал на этом маленьком собрании строгий, неулыбчивый человек, выходец с Ближнего Востока, с лысиной в обрамлении седеющих волос и аккуратно подстриженными усами. Узкие «библиотекарские» очки дополняли его портрет. Разумеется, он обладал степенями в области дипломатии и юриспруденции, присвоенными ему в университетах Каира и Нью-Йорка. И хотя время близилось к полуночи и все сидящие за столом уже давно ослабили узлы своих галстуков и расстегнули воротнички, его костюм оставался безупречным. Этот человек относился к своему положению чрезвычайно серьезно. За его миротворческие усилия ему присудили Нобелевскую премию мира. Мало кто может похвастаться, что судьба мира в его руках, если только он не самонадеянный и явный лжец. Так вот он был один из этих немногих.

Его звали Мохаммед Эль-Барадеи, и он возглавлял Международное агентство по атомной энергии — МАГАТЭ.

— Этого не может быть, — сказал Эль-Барадеи, проведя пальцем по отчету.

— Боюсь, что может, — ответил сидящий рядом с ним мужчина — Юрий Куликов, русский с бесстрастным лицом, глава департамента МАГАТЭ по ядерной энергии.

— Но каким образом? — Эль-Барадеи обвел взглядом сидящих за столом. — Если это так, мы не справились со своей работой.

— Программа узаконенного обмана, — сказал Куликов. — Игра в наперстки. В течение многих лет мы проверяли одни и те же объекты, а они работали на другом, секретном объекте.

Мужчины и женщина, сидящие рядом с ним, входили в секретариат агентства: японец Онигучи возглавлял департамент фундаментальных и прикладных исследований, австрийка Брандт руководила департаментом по техническому сотрудничеству, упомянутый Куликов и, наконец, Пекконен, флегматичный финн, глава самого известного департамента агентства — ядерной безопасности.

— Сомнений в точности данных быть не может, — сказал Пекконен. — Датчик оснащен чипом нового поколения, способным определить следы гамма-излучения с точностью, на порядок превышающей точность предыдущей модели.

Эль-Барадеи не был профессиональным физиком, но двадцать лет работы в МАГАТЭ в Вене дали ему общие представления о принципах ядерной физики. Излучения радиоактивных материалов, таких как уран или плутоний, выдают уникальные сигнатуры. При точном измерении данные показывают возраст и обогащенность радиоактивного материала и, что еще важнее, его предполагаемое использование.

В своей естественной форме уран не может использоваться для стимуляции ядерной реакции. Его необходимо обогатить — накачать конкретным изотопом — ураном-235. Чаще всего для этого газ гексафторида урана пропускают через центрифугу. С каждым циклом уран становится все более и более обогащенным. Для ускорения процесса центрифуги соединяются в «каскад». Чем больше центрифуг, тем быстрее проходит процесс обогащения.

Для использования на атомных электростанциях уран должен быть обогащен на тридцать процентов, а для ядерного топлива — чтобы пошла цепная реакция — на девяносто три процента. В отчете, который лежал перед Эль-Барадеи, говорилось о невероятной цифре — девяноста шести процентах.

— Бабочка летала над объектом в течение семи дней, — продолжил Пекконен. — За это время она передала тысячи замеров атмосферы. Маловероятно, что все они ложны.

— Но данные заоблачны, — запротестовал Эль-Барадеи. — Как им удавалось так долго скрывать их?

— Новое предприятие располагается глубоко под землей и замаскировано под подземный резервуар.