Михаил Логинов - Битва за Кремль

Столбов показал гостье на столик — угощайтесь.

— И не отказывайтесь. Это составная часть экскурсии. Куртку можно на вешалку.

«Интересно, французские пуалю целовали ручку Маты Хари перед расстрелом?» — подумала Таня. Впрочем, ей пока что предлагали пиво.

— Начинайте с темного, — сказал Столбов. — Правильно пить пиво по-чешски умеете?

— Напомните.

— Первый глоток — большой, половина кружки. Емкости здесь мелкие, так что это вам по силам. Допивать в два глотка.

— Так у вас здесь тайный пивоваренный завод? — спросила Таня, отхлебнув почти половину бокала. Думала меньше, но организм умеет быть диктатором, а сейчас он требовал снять стресс. Да и само пиво ласковым карамельным вкусом призывало заглотнуть побольше.

— Нет, явный. Просто наше пиво в основном идет кегах по барам. И в нашу область, и к соседям, и в Москву.

— Но я нигде не видела вашей рекламы.

— Наша реклама — наше качество. Теперь заели печеньем, глоток воды и пробуем светлое.

— Нет уж, только с вами, — возразила Таня.

— Что же, пивка для рывка — правильно, — согласился Столбов и взял бокал, который был чуть выше остальных.

— А впереди у нас длинный забег?

— Да. Через два часа жду гостя — Федорыча. Перед таким визитом полезно потренироваться.

— Не поздновато ли для гостей? — Таня прожевала печенье (какая же голодная!) и отхлебнула воды, готовясь к продолжению дегустации. — Кстати, за что пьем, Михаил Викторович?

Тот пожал плечами — предлагайте.

— За процветание Зимовца, — улыбнулась Таня.

— Поддерживаю. Кстати, какое пиво мы только что выпили?

Татьяна ответила почти без задержки: «Францисканер»?

— Примерно так, — усмехнулся Столбов. — У нас оно называется «Зимовецкое белое сентябрьское». Наш технолог сварил на пари. Сходство такое, что некоторые пивные бары предлагают его посетителям как «Францисканер».

— Значит, все-таки производим контрафакт?

— Отнюдь. На кегах с завода наша этикетка, вот, кстати, она на стене. А уж на какую этикетку заменит ее потребитель, и за какую цену продаст — не наша забота. Пейте, пейте. Такое пиво не просит, чтобы допили. Оно требует.

«Он что, споить меня решил?» — подумала Таня, но допила.

Между тем ее предположение не подтвердилось. Столбов так же быстро допил пиво.

— Едем дальше, — распорядился он. Взял с вешалки Танину куртку, но подавать не стал. — Халатик-то производственный снимите. Кстати, вы уже поняли, почему ваша маскировка не годилась?

Столбов, по Таниным наблюдениям, явно относился к людям, предпочитающим самим отвечать на собственные же вопросы. Но и Таня привыкла отвечать сама. Она взглянула на стоящую в сторонке девушку-работницу и сказала:

— На мне только белый халат, а у нее на ногах — полиэтиленовые бахилы.

— Глаз-алмаз! Уважаю. Это мой принцип: никакой грязи, если рабочее место под крышей. Вошел в дом — снимай шапку и разувайся.

— А если крыши нет?

— Тогда никакого постороннего мусора.

Разговор продолжался на ходу. Столбов шел по коридору быстрыми, упругими шагами, заставляя собеседника ускориться, но все же не пускаться вприпрыжку.

Пару раз он открывал дверь, показывал Тане производственные виды. Объяснял: вот лаборатория, все наши восемь сортов сделаны здесь. Вот цех верхового брожения — только так можно сделать что-то вроде нормального эля. Вот склад, не удивляйтесь, что небольшой. Хорошее пиво должно уходить потребителю сразу. Логистика!

Когда они вышли из главного здания и подошли к машине Столбова, Татьяна спросила:

— Почему же вы не начинаете большую экспансию? Не пытаетесь вытеснить разных «золотых мельников» и «старые бочки» из гипермаркетов?

— Потому что большой уровень — большие откаты регуляторам. И не факт, что с результатом. Мое пиво, даже «Зимовецкое легкое», лучше той мочи, что бодяжат в Подмосковье и выпускают каждый год в новой упаковке. Но если доказать эту очевидную вещь, можно потерять не рынок сбыта, а производство. Сегодня в России опасно работать лучше всех.

Они сели в машину — на этот раз ее вел шофер. Когда отъезжали от комбината, Таня спросила, наклонившись к переднему сиденью:

— А овощные консервы здесь не выпускаются?

— Самую малеху. Свои фермы — бывшие совхозы у меня есть. Но мариновать овощи — вчерашний день. Сегодня их надо замораживать, а еще лучше поставлять свежими.

— Выгодно?

— Зайдите в московский гипермаркет. Увидите, что выгодно привозить из Китая салат и чеснок, а из Голландии — лук и морковь. Я пока что овощевкой всерьез не занимался. Когда займусь — разберусь, как их возить из России в Россию с выгодой… Хотите вопрос на сообразительность? Почему шведы в прошлом году проехали четыре предприятия и заказали контейнеры у меня, на пятом заводе? Подсказка — под ногами.

— Чистый пол?

— В точку! Они увидели, что цех метут по графику, и поняли: продукцию тоже получат в срок.

После короткой паузы — Таня любовалась видами ночного Зимовца за окном — Столбов спросил с легкой усмешкой:

— Это и были ваши откровенные вопросы?

— Я их еще не начинала. Ну, если хотите… Вот первый — сколько человек было опущено в городе, кроме Свища?

— Только один. Топор. Виктор Топорышкин, рецидивист, устроился в бывший Дом пионеров, в кружок по критической эстетике, насиловал подростков. Критиковал местные власти, а те с таким критиком боялись или брезговали связываться. Нашелся тот, кто не побрезговал. Продолжить статистику?

— Да. Очень интересно.

— Двое рецидивистов погибли. Еще двенадцать к новым порядкам не приспособились и уехали из Зимовца. Остальные — человек тридцать, не меньше — забыли про бандитизм и перешли на мирные профессии. Это только про личности из областного списка ОПГ плюс рецидивисты с двумя ходками. Мелкая шушера проявила понимание, а настоящие отморозки девяностые не пережили.

— Зимовец изначально криминальный город?

— Не без того. Остановилось главное предприятие. С другой стороны, появилось новое производство: турки построили стекольный завод при песчаном карьере. Пивная и водочная промышленность всегда живет без кризисов, бутылки производятся, а развозит их по заводам местное население, на своих фурах. Нашлись охотники и просто грабить шоферюг и по-иному тянуть деньги. Одних игровых автоматов в городе пять лет назад было двести. Теперь — ни одного. Я их ликвидировал за два года до президентского указа по игорным зонам.

Татьяна хотела продолжить расспросы, но Столбов ее перебил:

— Теперь моя очередь. Скажи, это от несостоявшейся семейной жизни?

«Когда мы перешли на „ты“?» — подумала Татьяна, но возражать не стала.

— «Это», как я понимаю, — моя работа?

Столбов кивнул.