Анна Чилверс - Падение сквозь облака

К счастью, он узнал меня. Я сразу заметила это по выражению его глаз, хотя не поняла, доставило ему это удовольствие или нет.

— Кэт!

— Я передумала. В конце концов, мне нужно выпить.

Он пристально смотрел на меня. Я помнила, что он меня не приглашал, но продолжала улыбаться, пока он не улыбнулся в ответ.

— Конечно, что бы ты хотела?

Он купил мне пива, и мы молча сидели вместе. Я начала сердиться на Кирстен за ее предложение.

— Ты встретилась с подругой?

— Да, завтра она едет в Индию.

— Вот как.

— Все в порядке. Она одолжит мне свой пикап. А я собираюсь приобрести палатку.

Он кивнул, улыбаясь. И я снова стала строить догадки, не смеется ли он надо мной.

— А ты? Где ты собираешься остановиться.

Он пожал плечами:

— Не знаю. Думаю, буду ждать того, что подвернется само собой.

Сейчас он явно хохмил. Но ничего, это больше походило на маскировку, чем на насмешку. Мне показалось, что он хочет раззадорить меня.

— Ты можешь пойти со мной, если хочешь.

Теперь его улыбка выглядела совсем по-другому.

— Какого размера палатка тебе нужна?

— О, видимо, крохотная. Но ведь есть еще пикап. Если захочешь, сможешь спать в его задней части, пока не подвернется что-нибудь получше.

В конце концов, Гевин лег спать на открытой площадке. И пикап, и палатка оказались слишком малы, тесны для него. Они раздражали его. Он сказал, что хочет подышать свежим воздухом.

Взял из задней части пикапа старый коврик и завернулся в него рядом с моей палаткой. От сырой земли его отделял лишь мусорный мешок. Я лежала внутри палатки в новом спальном мешке, прислушиваясь к его дыханию. Он был так близко, словно мы делили двуспальную кровать. Только я была в постели, а он — вне ее. Это очень меня забавляло.

Из паба мы вместе пошли в дом Кирстен. Я спала на полу ее спальни, он внизу, на диване у лестницы. Кирстен мучило любопытство, ее родителей тоже. Но им нужно было ехать в аэропорт Хитроу, поэтому утром, выпив кофе с гренками, мы ретировались и сначала направились на почту оплатить налог на автомобиль, затем в универмаг — купить палатку. Гевин оплатил налог, но покупать палатку я ему не позволила. Предложила, чтобы он тоже купил себе спальный мешок. Гевин сказал, что хочет ехать налегке. Затем мы направились на восток к Кингсбриджу, к морю. Мы нашли площадку кемпинга, заполненную пока лишь наполовину. Администратор спросила, сколько времени мы будем здесь находиться. Я сказала, что для начала неделю. Гевин промолчал.

Мы поставили палатку и пошли в деревню, нашли паб и пробыли в нем до закрытия. Играли в «пульку», ели чипсы и выпили пинты пива. Не помню сколько. Но, возвращаясь по переулку, я опиралась на его руку, хихикая, когда заваливалась на высокие заборы. Он тоже смеялся, но без труда следовал прямо. В кемпинге я отправилась в туалет. Когда вернулась, он уже плотно завернулся в коврик, из которого торчала одна голова. Я остановилась у его ног и пожелала доброй ночи, но он не ответил.

В субботу, в начале коротких каникул, туристы, как мошкара, устремлялись по шоссе А38 к морскому побережью вместе со своими собаками, надувными лодками и детьми, выпрашивающими мороженое, освобождаясь таким образом от мелочи, которая оттягивала их карманы. Если я займусь сегодня плетением кос, то это будет подходящий день для начала.

Мне казалось, что я расслабляюсь, совершая прогулки у моря, просто прохлаждаюсь. Гевина это не интересовало. Кажется, и рисовать ему не хотелось. В первый день, когда он пошел со мной в деревню, я оставила его у двери паба, как только он открылся.

Вернувшись вечером, застала его еще там. Этот день прочистил меня основательно. Погода была солнечной, но с моря дул сильный ветер. Я шла по прибрежной тропе быстрым шагом, готова была покрыть мили пути после длительного заключения в Лондонском колледже. Я пришла в паб выскобленной, просоленной и натренированной. Готовой поглощать пиво.

Гевин за весь день не сдвинулся с места. Словно плотным одеялом его окутывала пелена паров алкоголя и клубов сигаретного дыма. С дальней стороны паба он показался мне беженцем, потерявшим всякую надежду, которому осталось лишь держаться за кружку пива.

Я села рядом, и он взглянул на меня. Не думаю, что он узнал меня в первое мгновение, затем в его глазах что-то промелькнуло — просто досада! — слабое подобие приветствия. Он улыбнулся.

Некоторое время мы молча пили пиво. Затем я передала ему камушек, который нашла на пляже. Гладкий, светло-серый, размером с горлышко молочной бутылки, с отверстием в середине.

— Мой сувенир, — пояснила я.

Он подержал камень в ладони, попробовал на вес, перекатил из стороны в сторону.

— Он прекрасен. Спасибо.

Я улыбнулась, довольная собой.

— У тебя есть что-нибудь для меня? — спросила я и мгновенно пожалела об этом. Господи, ведь он принесет мне еще пива.

Но он сказал:

— Да, у меня есть для тебя одна история. Но сначала давай возьмем еще пива.

Через несколько минут я сидела за столом напротив него. Хотела видеть его лицо, когда он говорил. Наши руки лежали на столе, почти соприкасаясь пальцами.

— Жила-была одна девочка.

— Как ее звали?

— Анна.

Я коснулась пальцами его пальцев, их кончики прижались друг к другу на покорябанной глазури стола. Рассказывая, он глядел в свою кружку пива.

— Ее отец был правителем страны, и она жила во дворце, территорию которого ограждала высокая стена. Проход через нее был перекрыт тяжелыми воротами, запиравшимися на замок.

— Она выходила за стену?

— Никогда не выходила.

— Значит, она была узницей?

— Она была узницей, но не считала себя таковой. У нее было все, что могла пожелать девочка. Наряды, книги, игрушки, пони для катания, куклы для игры, деликатесы со всех концов света и слуги, угождающие ей с рассвета до ночи.

— Были у нее братья и сестры?

— Тогда не было, хотя позднее появились.

— Она скучала?

Наши пальцы продвинулись дальше, пока не сомкнулись. Он перебрал своими пальцами мои, последовательно, один за другим, и взглянул на меня.

— Нет, потому что у нее был партнер для игры. В ходе войн с соседними странами ее отец захватил много пленников. Одним из них был мальчик, княжеский сын, которого ее отец похитил. Поскольку он был монарших кровей, ему позволили играть с Анной, присутствовать на ее уроках и бегать с нею по дворцовым садам. Они стали неразлучными друзьями.

— Как его звали?

— Его звали Лот. По мере взросления изменялись их чувства друг к другу. К тринадцати годам Анна знала, что любит Лота. Она призналась в этом, и Лот ответил, что тоже любит ее. Они поклялись никогда не разлучаться и не любить никого другого.

Отец Анны был слишком занят государственными делами, чтобы заметить, как дети стали взрослыми. Им все еще позволялось свободно бродить по дворцовым садам. Прошло не так много времени, прежде чем их беготня наперегонки и суматошные игры перешли в нечто совершенно другое. Когда Анне исполнилось пятнадцать лет, она забеременела от Лота.