Уильям Монтальбано - Базилика

— Спасибо, Пол, за эти распечатки. Я прочитаю их, и мы поговорим.

Затем он ушел, махнув рукой, что, вероятно, было благословением. Его молодой помощник хотел было последовать за ним, но я схватил Диего за руку и оттащил в сторону.

Думаю, он решил, что я хочу напомнить ему о том, что моего разговора с папой не было, но меня интересовало совсем другое:

— Расскажи мне о пистолете, Диего, — сказал я.

Он побледнел, опустил голову и принялся разглядывать старинные камни мостовой.

— Тридцать восьмой?

Он кивнул. В машине, по дороге обратно в Ватикан, я заметил кобуру под его пиджаком.

— Ты умеешь стрелять?

Он посмотрел на меня со всей своей латиноамериканской заносчивостью.

— Очень хорошо.

— Но папа не знает, что он у тебя есть.

— Нет, брат Пол.

— Папа не любит пистолетов.

— Нет, сэр.

— И будет большой скандал, если он узнает.

— Да, сэр.

— Он заберет его, а тебя отошлет куда-нибудь в не самое приятное место.

— Да, брат Пол.

Он был похож на щенка, которого застукали, когда тот всеми лапами влез в именинный пирог.

— Я не стану рассказывать папе, что у тебя было с собой оружие. Но больше чтобы я его не видел.

— Спасибо, брат Пол.

Я пошел назад, пересек реку и недалеко от Пантеона купил себе пиво и кусок пиццы. Было жарко, и я расположился прямо на солнце на чудесной площади, рядом с храмом, которому было почти две тысячи лет, но не снял свой черный пиджак священника.

Неудобства — цена, которую иногда приходится платить за то, чтобы носить на ремне «беретту». Так было много лет, и я должен был снова к этому привыкнуть. Я был осторожен, как и обещал папе.

Той ночью, когда будущие священники из колледжа святого Дамиана спали, свернувшись калачиком, в своих постелях, позвонил папа, чтобы поговорить кое о чем поважней бейсбола. Я бы не сказал, что он был пьян, но голос Треди звучал ниже обычного, а речь не отличалась особой четкостью. Я мог бы поспорить на бутылку рома, но я лишь простой брат.

— Мы тут с Диего читаем распечатки Карузо. Это все материалы?

Мне показалось, что я слышу позвякивание кубиков льда.

Я хочу быть искренним. Тогда я почувствовал, что ревную, и это был не просто приступ. Неразумно, сказал бы Иванович. Да, соглашусь. Но что было — то было. Треди в своем волшебном дворце с янтарным стаканом карибского золотистого, положив босые ноги на какой-нибудь бесценный ватиканский пуфик, посвящает в конфиденциальные документы Диего Альтамирано, подхалима и выскочку, который никак не решит, священнослужитель он или машина для убийства.

— Да, Ваше святейшество, документы Карузо — та еще мешанина: и морковь, и картошка, и лук, — безучастно ответил я.

— Ты прав, Пол. Кое-что из этого довольно резко, прямо какой-то новый Торквемада. [73] Торквемада Томас (ок. 1420—98), с 80-х гг. глава испанской инквизиции (великий инквизитор). Малость шизофренично, вынужден согласиться.

— Что-то — настоящее, что-то — химера…

— Два в одном.

— …и я думаю…

Но он знал, что я собирался сказать, поэтому сделал это за меня. Возможно, для того, чтобы его приятель Диего мог уловить суть.

— Вероятно, что-то из этого, одно или другое, взбесило кого-то до такой степени, что Карузо решили убить, столкнуть с купола.

— Так я и думаю.

— Думаешь, это были «Ключи», Пол?

Я уловил в его голосе тревожную нотку.

— Возможно.

Он хотел, чтобы я сказал «да».

— Пол, я должен кое-что тебе рассказать. Не вешай трубку…

Потом Треди сказал:

— Спокойной ночи, Диего, спасибо за компанию.

Несколько секунд спустя я услышал, как папа глотнул и сказал:

— Хорошо, Пол, начнем с самого начала. Мы с Лукой Карузо были вместе почти с самого начала, еще с тех старых, добрых и беспокойных кокаиновых времен. Став священником, он занялся миссионерской деятельностью именно в этом направлении. Ты знал об этом?

— Нет, не знал.

Черт, мне следовало проверить.

— Пол, Карузо был одним из местных помогавших мне священников. И глазом не моргнув, он подвергал себя невероятному риску. Словно в его жилах был лед.

— Наркодилеры его тоже ненавидели?

— Думаю, да.

По спине у меня пробежал холодок. Я вспомнил языки пламени и снова ощутил запах горящих тел моей семьи.

Папа надеялся, что Лука стал жертвой религиозных фанатиков. Гораздо хуже, если он пал жертвой жестокого, связанного с наркомафией прошлого, объединявшего всех нас.

— …я помог Карузо, привез его сюда в Ватикан, действительно более безопасное место. Ему прекрасно удавалось то, чем он занимался, Пол, но под конец Луке стало скучно. Я видел это. И тогда я дал ему дополнительное задание, попросил оказать мне любезность и помочь с одной небольшой проблемой. Знакомая история?

— Ты попросил его проникнуть в «Ключи»…

— Да простит меня Господь. Он начал писать всякий бред правого толка, и им это нравилось; практически сразу после того, как я обронил фразу, что он мой друг, они опрометчиво приняли его к себе в компанию. Кое-что из тех материалов, что ты нашел в компьютере Карузо и передал мне, представляет собой его истинные убеждения, но все, что относится к этим католическим коммандос, — чушь. Он писал это для меня — все до последней буквы. «Ключи» думали, что он пишет то, во что верю я, но не могу высказать это публично. Они печатали это и прочую чепуху, о публикации которой не могло быть и речи, будь она из другого источника.

— Карузо был твоим агентом и, возможно, поставлял тебе много внутренней информации о «Ключах».

Может, я и тугодум, но не идиот.

Папа сделал еще глоток.

— А также и тот факт, что в «Ключи» стекается много денег — слишком много — и что большая их часть поступает из наркокартелей Южной Америки.

Черт! Я вспомнил о напичканной современными компьютерами комнате в штаб-квартире «Ключей».

— А Видаль?

Но я уже знал ответ.

— Видаль — другой мой старый друг. Я заслал его туда следом за Карузо. Он создал себе «респектабельный», должным образом консервативный религиозный фасад, чтобы подобраться поближе, но, в основном, отслеживал денежные потоки. Он латиноамериканец; у него прекрасные связи по всей Южной Америке. Это облегчало задачу.

— Так что пока ты абсолютно уверен в Видале.

Последовала долгая пауза, и когда папа снова заговорил, его голос и интонация были такими, какие я слышал всего раза два.

— Послушай, Пол. Я твой друг и твой папа. Видаль, как и ты, простой брат.

Что, брат Пол, съел?

— По моей просьбе отец Видаль поехал в Южную Америку, — продолжал папа. — Он возвращается через несколько дней; я хочу, чтобы ты поработал с ним, хорошо? И, пожалуйста, не приближайся к «Ключам», пока он не вернется.

Я и не приближался. Последующие дни прошли без пользы. Я не припоминаю, чтобы бедолаге Галли, мне и всем ватиканским полицейским удалось совершить что-нибудь выдающееся. В расследовании убийства такое иногда случается. Это всегда очень раздражает. Единственным полезным делом было то, что Лютера удалось внедрить в окружение папы, и ему там явно нравилось, поскольку, когда мы однажды вечером встретились за ужином, Лютер был в приподнятом настроении.