Уильям Монтальбано - Базилика

Спиной к дереву, пустым взглядом глядя на зеленые холмы вдали, я не обращал внимания на ужасные крики позади меня и растущий рев пламени, охватывавшего сухие кусты.

Спустя некоторое время снова наступила тишина, и ветер погнал огонь вниз с холма, прочь от вершины и дерева-виселицы.

Скоро мимо качавшихся фигур пролетели две певчие птички. Высоко над ближайшей долиной парил в небе ястреб.

Острым ножом я перерезал веревки и, не оглядываясь, уехал прочь.

Семья Кабальеро вышла из церкви узкой, безупречно одетой черной линией: сплошной шелк с итальянскими фирменными этикетками. У меня был самый лучший бинокль, но надобности в нем почти не было. Я знал их всех: все лица, все биографии и большинство их преступлений. Я убил главу семьи и его третьего сына. Оставались двое старших — Горацио и Эдуардо, которые теперь стояли рядом, как самые близкие родственники покойных, перед двумя блестящими гробами, вынесенными из церкви группой слуг.

Четвертый и младший сын Кабальеро, Луис, еще нескладный подросток, стоял в шаге позади с двумя сестрами и их мужьями. Вереница скорбящих была длинной — персонал и сельские жители, но сами похороны должны были пройти исключительно в семейном кругу. Это я услышал по радиоприемнику, моей единственной связи с миром. Как и бинокль, походное обмундирование, ножи и боеприпасы, он был лучшим из того, что можно было купить на украденные кокаиновые деньги.

Прошел почти год, и я многому научился с тех пор, как удрал из психбольницы через высокую кирпичную стену. Я понял: когда мужчина полон решимости, он может совершить поистине невероятные поступки, если у него есть время, деньги и мотив. Несколько сотен тысяч долларов и собственная точка зрения. Мощное сочетание. И сила утраивается, учетверяется, если человек к тому же желает, нет, даже жаждет рискнуть, отказаться от предоставленного ему шанса выжить.

Имея в достатке деньги и располагая временем, я начал не спеша, с самых низов. Сначала был Хорхе Фуэнтес, он же Куэвас, последний жестокий мужчина, которого знала моя жена Лиза. Я нашел его в Алабаме, он там жил, занимаясь на авиабазе продажей жилых фургонов молодежи, которая не могла себе их позволить. Перед смертью Хорхе, всхлипывая, рассказал мне, где найти похитителя с грубым голосом. Как оказалось, он приходился дальним родственником Кабальеро. Остановка номер два. Когда жизнь начала потихоньку покидать его в подвале в Коннектикуте, грубый голос перешел на визг; он расписал мне все родовое древо клана Кабальеро.

Наркополицейский Энди Риджуэй снабдил меня, в ответ на мой телефонный звонок о помощи, дискетой с важнейшими разведданными ФБР. Услуга, оказанная одним полицейским другому. Никаких расспросов, никаких «успокойся, Пол», «где ты», «приезжай, поговорим». Да благословит тебя Господь, Энди.

Ко дню похорон я жил в колумбийских горах почти три месяца на полном самообеспечении, с боевой задачей и билетом в один конец. Светловолосый немец, который мог оказаться журналистом или покупателем кофе, исчез, превратился в неряшливого и, возможно, беспутного путешественника, который мог, когда настанет время, превратиться в другого, никому не известного campesino . [86] Крестьянин ( исп. ). Путешественника видели редко, время от времени он появлялся в провинциальных городах и задерживался там только для того, чтобы закупить продовольствие и один раз — лошадь. Когда какая-нибудь любопытная душа спрашивала, откуда он, путешественник жестом указывал вдаль, в неопределенном направлении. Он спал, не раздеваясь, двигался с внушительной скоростью, но с осторожностью черепахи, пробуя местный воздух, рельеф, впитывая акцент и цвет кожи, когда выбирал свой путь.

Наблюдение. Ожидание. И снова наблюдение.

Я разработал план. Выбрал место и время. Я быстро выяснил, что по субботам хозяин любит покрасоваться верхом на своем великолепном жеребце, разъезжая по сельским тропкам. Оставалось только выждать, сидя у нужной тропинки в нужное время. На это ушло три недели. Вопивший сынок стал премиальным бонусом.

Поначалу эта суровая жизнь закалила меня, но потом я заболел: плохая вода. Я пролежал в укрытии несколько мучительных дней. Я был худым, как щепка, а взгляд приобрел безумное выражение. Затем началась лихорадка. Я горстями глотал дорогие лекарства, и, видимо, болезнь отступила. Но, может, и нет, потому что несколько дней меня била дрожь, несмотря на стоявшее в зените солнце.

Между мной и часовней на вершине пологого холма, с которого открывался прекрасный панорамный вид на сельские окрестности, находилось кладбище семьи Кабальеро. Оно появилось недавно, одновременно с богатством семьи. Кабальеро выбрал это место, когда его третья жена, не приходившаяся матерью его детям, сорвалась на своем светло-желтом «Феррари» с утеса из-за передозировки кокаина. Она была красивой женщиной, бывшая Мисс Колумбия, которая, по слухам, получила титул благодаря получасовой демонстрации своих прелестей не только в купальнике для пяти членов жюри за кулисами.

При жизни Кабальеро дал своей молодой жене все, не стал он экономить на ней и после ее смерти. Шесть рабочих из Италии потратили не один месяц, чтобы соорудить мавзолей в стиле барокко. Позже Кабальеро перенес туда и могилы своих родителей. Теперь он и его сын будут лежать рядом с ними.

Вокруг церкви я насчитал восемь человек из службы безопасности и еще десяток, рассредоточившихся между церковью и кладбищем. Как только рассвело, два человека с винтовками прошли всего в нескольких метрах от того места, где, укрывшись наломанными ветками и хворостом, лежал я, терзая себя кровоточащими воспоминаниями и тешась охотничьими иллюзиями.

Они усердно искали, так же как на протяжении двух дней после убийства отца и сына обшаривали обожженный склон. Но они не нашли и следа убийцы Хозяина ни тогда, ни в скорбный день похорон.

Осмотр местности тем ранним утром проводили агенты службы безопасности, работавшие на похоронах.

Интуиция подсказывала мне, что они не вернутся, но я ошибался.

Кабальеро шли к кладбищу. Меня это удивило, честно. Я ожидал пышный, разряженный стеклянный катафалк с большими колесами, который везли бы покрытые попонами черные лошади. Может, пешая прогулка была семейной традицией: Кабальеро недалеко ушли от своих крестьянских корней. Латиноамериканские крестьяне ходят на сельские кладбища пешком, потому что зачастую на похороны собирается довольно много людей не настолько богатых, чтобы добираться туда каким-либо иным способом. Я наблюдал, как семья Кабальеро длинной вереницей двигалась за толстым молодым человеком в полном священническом облачении, которого газеты прозвали «декоративным священником». Грязная дорога немного поднималась вверх, и было приятно смотреть, как они потели. «Декоративный священник» давал газетам серьезные интервью и говорил, что его миссия — утешать «свежеиспеченных богачей в горе». Все это — часть новой эры христианства, утверждал он, редко утруждая себя упоминанием того, что никогда в действительности не был настоящим священником, или того, что, в соответствии со вкусами Кабальеро, здорово пристрастился к наркотикам и питал известную любовь к маленьким мальчикам.