Лолита Пий - Город Сумрак

Он не сказал, что иногда дает абонентам умереть.

Дура Фербенкс попросила рассказать про какое-нибудь дело.

Он ответил, что не хватит времени.

Она спросила, бывают ли сбои в работе.

Бескровное лицо Лизы Легран возникло у него перед глазами как вспышка света в тумане.

Он ответил, что к сотрудникам, не справившимся с заданием, применяют соответствующие санкции.

Она спросила, не случалось ли ему думать о самоубийстве.

Он сказал, что интервью окончено.

— Вот, значит, ради чего ты меня бросил? — завопила Мира, не сказав ни «алло», ни «здравствуй», даже не буркнув ничего в ответ, когда он позвонил ей из единственного общественного телефона в Блоке, возле туалета для посетителей второго этажа, — после ухода Фербенкс и оператора. — Чтоб валяться среди пустых бутылок в вонючей норе? Вставлять свою морду в порнуху на допотопном экране? Ради этого ты меня бросил?

Мира задохнулась — и началось. Треск и грохот. Ругань и бессвязные выкрики. Казалось, стекло бьется прямо в телефонной трубке. Сиду не стоялось на месте. Он размотал провод, дошел до туалета, поставил телефон на край раковины и, воспользовавшись паузой, пока его супруга самозабвенно громила гостиничный номер, вымыл руки. Потом долго смотрел на себя в зеркало и не находил в себе особой красоты. Ничего такого, чтобы разносить все вокруг, — моложе своих тридцати шести он не выглядит, плюс шрам на правом виске — память о шальной пуле с наркотического фронта.

— Я все тут перебила, — сообщила она. — Теперь ты вернешься домой?

Нет, он не вернется.

Наступила такая тишина, что Сид подумал, пожалуй, лучше бы она опять шваркнула пустой бутылкой об экран. Изредка в трубке слышался тяжелый вздох. Сид схватил салфетку и вытер мокрое от пота лицо. От жары сильнее ощущались всякие приятные запахи. Он собрался уже в десятый раз объяснять накокаиненной супруге, что не намерен возвращаться.

Она плакала.

Сид представил себе Миру с вжатым в ухо трейсером, увешанную брюликами с ног до головы, среди развалин его двухзвездного пристанища. Он представил себе Миру четырьмя годами раньше, ее тонкое и еще такое чистое лицо, ее гордый вид, когда она вошла к нему в кабинет и как ему тут же захотелось ее трахнуть. Он вспомнил их квартиру на бульваре Шелл, такую огромную, что можно заблудиться, набитую вечно подслушивающими у дверей куклоидами, запах тубероз и неизменное свое ощущение, что он тут ненадолго. Сид мысленно поблагодарил того типа, который сократил их с Мирой союз до трех лет. Интересно, где он теперь и что поделывает.

Он сказал Мире, что увидится с ней на церемонии расторжения.

— Я не хочу расторгать договор, я хочу его перезаключить.

— Мира, мы же решили…

— Это ты решил.

Он вздохнул.

— Сид, мне надо тебя кое о чем спросить.

Зазвонил его трейсер. Вызов в дежурную — начинается его вахта. Он сказал Мире, что вынужден прекратить разговор. Сказал, что увидится с ней на церемонии.

— Мне надо тебя кое о чем спросить, — повторила она громче.

— Я должен отключиться.

Авария отключила телефон за него. Голос Миры исчез. Он понажимал на разные клавиши и убедился, что связи нет. Он готов был списать это на старый аппарат, как вдруг наступила тьма. И туалет и коридор погрузились во мрак, и ни единый луч света не освещал стены, обычно монотонно размеченные созвездием маячков. Секунду спустя раздался хлопок, похожий на взрыв, но без порыва ветра и вспышки. Потом его трейсер зазвонил и передал задание. И только после этого раздался вой Города.

Туманы, от которых и пошло все зло, в тот вечер, казалось, стали плотнее, и их беловатые слои опустились до уровня человеческого роста, словно пытаясь приблизиться ко всему этому хаосу. Двадцатую улицу, хотя и расположенную в сердце старого центра, пощадила бешеная урбанизация, сокрушившая все вокруг, и все равно зданий там было не видно за нагромождением дурацких огней и разноцветных панно, которыми город прикрывал свою нищету. Теперь же от ее черно-белой версии и пляски теней мороз продирал по коже. Дом напротив, лишившись лампочек, говоривших о том, что за провалами бойниц есть жизнь, стал вдруг похож на ДОТ или на колумбарий. Сид поднял глаза к небу и увидел бурю. Галогенные фонари отдали богу душу, и титановые экраны, облепившие фасады, остались единственным источником света, но аппаратура не работала, и экраны либо светили дежурным светом, либо аварийно мигали, словно прогалины неба, виднеясь там и сям, вопреки хаосу и вопреки времени. Осточертевший логотип. Логотип «Светлого мира». А под ним — люди, бегущие по дороге, которая никуда не ведет. Под ним — сплющенное железо машин, тянущееся на километры, и потрескивание пламени, ползущего из моторов, обещая заблокированным в салонах жертвам самый настоящий погребальный костер.

Внизу при свете уцелевших фар фотолюбители под разными углами снимали покойников.

На машине ему ни за что не пробиться сквозь затор.

Мотоцикл остался в гараже Венсов, в пригороде, где гнил в компании лимузинов и внедорожников.

У него было девять минут.

Он рванул с места и побежал в самую гущу толпы.

Несясь наугад вниз по лестнице, он перезвонил со своего трейсера. Вселенские трагедии сближают души. Мира сидела скрючившись под письменным столом в его гостиничном номере. Она боялась темноты, она хотела ребенка. Она хотела, чтобы он забрал ее отсюда. Двумя месяцами раньше они должны были встретиться в киноклубе, и она опоздала. В зале уже выключили свет и начали показывать рекламу. Фильм категории В про головокружительную карьеру неукротимого бойца, черпавшего свои силы в паре кроссовок Asics. Потрясающие сцены драк, правда частенько перебиваемые крупными планами обуви главного героя. Через два часа бывший слабак в кроссовках Asics уложил на ковер признанного чемпиона, вернул себе жену и уважение потомства. Свет в зале вспыхнул, Сид обернулся к собственной жене. И не узнал ее.

Немудрено. У Миры было другое лицо. Даже взгляд за перекроенными веками изменился. Губы стали в три раза толще, и она добавила себе зубов. Под глазами виднелись кровоподтеки, вокруг носа — швы.

— Позвони отцу, — ответил Сид, — пусть он тебя заберет.

Он повесил трубку. Свернул на авеню Хайнц к северу и попытался двигаться с той же скоростью. Впереди грузной горой нависал погасший стеклянный купол, под которым располагались Сады Мальборо. Он почувствовал, как закололо справа, и подумал, что вышел из возраста спринтерских рекордов.

Колин Паркер живет в башне «Алегрия», в самом конце бульвара Тексако, в десяти кварталах от «Нокиа-Хилтон». В тридцати — от Сида.

Сид бежал, и хаос проносился мимо, как при замедленной съемке. Жалкие рекламные щиты, мертвый неон погасших вывесок. Гелиопрожекторы — огромные и ненужные — напоминали ряды ветряков среди космической пустоты. Витрина «Старбакса», в которую врезался целый эскадрон скутеров. Охваченный пламенем Налоговый центр. Сид отметил про себя этот факт. Дальше — раскуроченные машины и тяжелораненые на последнем издыхании, напрасно ждущие приезда «скорой», которой ни за что не прорваться сквозь затор. Потерявшиеся собаки. Бесхозные старики. И все они вместе смотрели в небо.