Режи Дескотт - Корпус 38

— Я понимаю, почему ты мне это предложил. Что ты хочешь знать?

— Как далеко продвинулось следствие? Слышал ли ты что-нибудь особенное? Напали ли вы уже на след? Я хочу знать все, о чем еще не написали мои коллеги.

— Почему такой особенный интерес к этому делу? Только не говори мне, что ты знал эту девчонку.

— Что ты. Несчастная… Она сама едва ли себя знала. Я готовлю работу о подобных преступлениях, которые выглядят так, словно их совершил психопат… На самом деле я бы не удивился, будь это делом рук серийного убийцы. Я бы хотел быть первым, кто нашел преступника. Это большой успех. С готовой книгой и все прочее. Это бы стоило большого конверта, который ты мог бы получить. Поэтому, как только я увидел эту резню, сразу позвонил тебе.

— Серийный убийца… В префектуре ходят слухи. Я ничего подобного никогда еще не видел. Слушай, если я тебе кое-что расскажу, будем считать, что я тебе ничего не говорил, идет?

— Само собой.

Секунду Марсель Барон смотрит на Мюллера так, будто оценивает его надежность. Кино да и только. Мюллер молчит. Он никогда не предаст такого информатора. Слишком ценен для его работы. Взамен Мюллер использует все, что тот ему сообщит. Иначе он не будет платить за информацию.

Среди фотографий трупов, развешанных по стенам, — люди, погибшие далеко-далеко, погибшие от пуль или других орудий убийства, Франсуа Мюллер — точно страж памяти. В своем убежище он объединил жертвы и палачей, ибо судьбы их связаны в памяти людей навсегда. Но, впервые разглядывая эти снимки, Марсель Барон заметил, что лишь последние обретают имена. Имена жертв обычно устанавливаются посмертно, да и тогда едва упоминаются: жертвы — всего лишь второстепенные объекты своих палачей.

— Знаешь, забавно, но здесь я понял, что общество предпочитает преступников.

Франсуа Мюллер смотрит на него, улыбаясь:

— Ты это всегда знал. Становясь мертвым, становишься ничем. Можно умилиться над проигравшим, но не над жертвой. Это угнетает. В то же время довольно занимательно узнавать, как убийца, настоящий злодей, обладая силой, восстает против судьбы или пытается освободиться. Несмотря на все, что он заставил нас вынести. Несмотря на то, что поначалу его отторгаешь.

Марсель Барон начинает понимать, почему Мюллера бросила жена.

— Ты уже слышал о комиссаре Стейнере? Его группа ведет следствие. У него хорошая интуиция. На первый взгляд это дело для него в самый раз… Пока я больше ничего не знаю. Но я наведу справки и свяжусь с тобой. Годится?

— Завтра?

— Я постараюсь.

Они поднимаются из кресел.

— Я тебя провожу?

— Послушай, у тебя уже нет места на стенах. Куда ты дальше будешь снимки вешать?

— Я мог бы тебе ответить, что в спальне, но вряд ли ты меня поймешь.

Марсель Барон не знает, шутит ли Мюллер. И ничего не отвечает. У входа кресло на колесиках снова привлекает его взгляд, как магнит притягивает металлические опилки. Мюллер решает положить конец его мучениям.

— Ты спрашиваешь себя, что оно тут делает? Это для моего сына.

— Но… ты мне не говорил?

— Я много чего тебе не говорил. Кроме того, что заказывал у тебя снимки.

— Он… он парализован?

— Прогрессирующая мышечная дистрофия. Миопатия Дюшена. Во Франции она уже три с половиной тысячи лет поражает некоторых мальчиков при рождении. Каждый год видишь, как твой ребенок слабеет. В десять лет он уже не мог подниматься по лестницам. Поражены мышцы дыхательных путей, поэтому он ловит любую бронхолегочную инфекцию. Про остальное молчу. Он живет в специализированной больнице. Совсем один. Я не могу им заниматься.

— Как его зовут?

— Грегуар. Из-за него я всем этим и занялся. Больница стоит целую кучу денег.

— А социальное обеспечение?

— Скажешь тоже! Деньги плачу я. Не смотри на меня так. Это не делает меня лучше.

Когда они вышли, солнечные лучи освещали только скалу в зоопарке Венсенского леса. Мюллер смотрел на каменную глыбу, слушая, как затихает рев двухцилиндрового двигателя мотоцикла.

— Ваша репутация вас опережает, — говорит Главный комиссар Сюзанне, вставая, чтобы поздороваться. — Добро пожаловать, — продолжает он, разглядывая ее дорогие кроссовки.

Сюзанна перехватывает его взгляд. Вместо ответа она рассеянно улыбается, ее пораженный взгляд мечется по комнате, не зная, на чем остановиться. Стены покрыты газетными вырезками о происшествиях, групповыми и выпускными фотографиями, снимками сцен преступлений, дипломами и грамотами. Имеется также и мишень с силуэтом, в углу к стене прислонены вёсла, на гвозде висят боксерские перчатки, на этажерке расставлены матрешки с лицами разных президентов бывшего СССР, портреты Рембо [20] Артюр Рембо (Jean Nicholas Arthur Rimbaud, 1854–1891) — французский поэт-символист. и Пушкина. Не забыт и великолепный самовар, позади которого прячутся две бутылки «Джека Дэниэлса». Позади письменного стола под окном маленький диван, на нем валяется вчетверо сложенный плед.

В уме психиатра всплывает одна фраза Жерара де Нерваля: [21] Жерар де Нерваль — псевдоним французского поэта-романтика, эссеиста и переводчика Жерара Лабрюни (Gérard Labrunie, 1808–1855). «В Вене было холодно накануне Дня святого Сильвестра, и мне было очень хорошо в будуаре Пандоры».

— Вы позволите? — говорит она, приближаясь к мишени, покрытой множеством дырок — в силуэте, впрочем, ни одной. Да, при такой стрельбе лучше всего сразу падать на землю.

Затем, оборачиваясь к нему, еще раз оглядев всю комнату:

— Вам, по крайней мере, нечего скрывать.

— Мои коллеги полицейские называют мой кабинет дачей. Все любят сюда приходить длинными зимними вечерами. А еще это сбивает с толку преступников. Так им легче даются признания, — говорит он, улыбаясь, и Сюзанна не понимает, шутит он или нет. — Но расскажите, что случилось, — продолжает комиссар. — Вы очень нервничали утром, когда звонили, и как только вошли, мне сразу показалось, что вы напряжены. Чаю?

— В такую жару — чай?

— В такую жару, как и в холод зимой, чай — самое приятное. В это время дня я пью чай с бурбоном.

— Тогда я тоже выпью.

Она не видит, как Жозеф Стейнер бросает на нее веселый взгляд из-под полуприкрытых век.

Он поднимается, идет к самовару; она тем временем его рассматривает. Таким она его и помнит: широкие плечи, рост и грудная клетка гребца, хотя весла уже многие годы не касались воды; боксерский нос. Комиссар смахивает на Роберта Митчема [22] Роберт Митчем (Robert Charles Durman Mitchum, 1917–1997) — американский киноактер, прославившийся в 1940-х гг. ролями в нуар-фильмах — в частности, ролью Джеффа Маркэма в «Из прошлого» («Out of the Past», 1947) режиссера Жака Турнера. — такой же тип лица, спутанная шевелюра, слегка опущенные веки подчеркивают несколько разочарованный вид.