Режи Дескотт - Корпус 38

— А умывальник?

— Намочил пижамную куртку и запихал в щель под дверь стенного шкафа.

— Окно?

— Закрыто. Несмотря на жару.

— Это все?

— Нет. Следы спермы по всему матрасу. Должно быть, за ночь мастурбировал раз пять или шесть.

— Ладно, — вздохнула она. — А вы что?

— Ночная смена ждала нас. Вдвоем они ничего не могли сделать. Мы вчетвером вошли в палату и отвели его в душ.

— Он сопротивлялся?

— Не очень. У него был испуганный вид.

— Это вы его испугали?

— Нет-нет. Скорее душ.

— Лекарства?

— Он их принял.

— Значит, вы его не связали.

— Нет необходимости. Он расслабился. Заснул в изоляторе. Уставший, как будто всю ночь не спал.

— Надо им всерьез заняться, — сказала она больше себе, чем Жюльену. — Хотелось бы на него посмотреть. Вы меня проводите?

Жюльен открыл дверь в большой зал, за которым располагались палаты. Двери открыты, и солнечный свет прямоугольниками лежал на линолеуме. Защищенный плексигласом телевизор выключен. Из радио, укрепленного в верхнем углу, раздавалась «Добро пожаловать ко мне» Флоран Паньи. [5] Флоран Паньи (Florent Pagny, p. 1961) — французская певица; композицию «Добро пожаловать ко мне» («Bienvenue chez moi») на слова Эрика Бенци записала в 1995 г. Семь или восемь пациентов по одному или группами беседовали с санитарами во дворе. Еще четверо в зале: один сидел на скамейке, двое бесцельно бродили, еще один устроился на матрасе — буквой L между полом и стеной.

При появлении доктора вокруг нее собралась кучка людей. Она освободилась, только пожав все протянутые руки и ответив на пару вопросов.

Жюльен пропустил доктора в палаты, потом закрыл за собой дверь. Пациенты в зале медленно расходились. Жюльену полегчало, едва он оказался за непробиваемым стеклом. Ему не нравилось, если пациенты приближались к доктору и толпились вокруг нее, когда он один мог ее защитить. Сама она об этом не беспокоилась. В первую очередь она думала о том, как помочь больным в их беде.

Через застекленную дверь доктор Ломан наблюдала за пациентом. Переодетый в небесно-голубую пижаму, он спал, съежившись на матрасе, точно не мог расслабиться, даже во сне страшась опасности, известной ему одному. Взгляд доктора, блуждавший по комнате, остановился на унитазе, откуда вытащили скомканное одеяло. Она повернулась к санитару — тот за ней наблюдал.

— Жюльен, предупредите меня, когда он проснется, ладно?

И в задумчивости направилась к выходу.

В четыре часа дня Нордин сообщил Сюзанне, что Данте проснулся.

У нее было время еще раз просмотреть досье. Данте родился в Бретани, в Одьерне 12 июня 1971 года. Отец неизвестен, мать, урожденная Данте-Леган, — безработная. Через два года после рождения сына она вышла замуж за некоего Боара, который, по всей видимости, не пожелал усыновить маленького Эрвана. Детство в Бретани, посредственная учеба в средней школе, неудачная попытка получить диплом механика. Дальше лишь отрывочные сведения вплоть до первого задержания за угон машины в окрестностях Бордо в 1987-м в шестнадцать лет. Потом второе задержание за ограбление с сообщником в 1993-м в Ницце. Никаких сведений вплоть до ареста в 1997-м в Клиши, который стоил Данте тюремного заключения.

Бордо, Ницца, Клиши… Он везде побывал. Три задержания за двенадцать лет — не так много. Это могло означать, что он достаточно хитер и не попадался каждый раз.

Симулянт?

В заключении экспертизы ее коллега подчеркивал: «личность нарциссическая с комплексом неполноценности», в детстве перенес жестокости.

Вполне логично. Судя по лицу, неизвестный отец Данте был арабом или североафриканцем, заключила доктор Ломан, и поэтому среда отторгала Данте — в глазах некоторых, незаконнорожденного.

Среди аргументов, которые привели Льенара к выводу о психопатии, — предумышленность в Клиши и змеиный взгляд. Нанесенные себе увечья, из-за которых Медико-психологическая служба направила Данте в ОТБ, подтверждали этот диагноз. Но плоды его галлюцинаций в изоляторе свидетельствовали скорее в пользу шизофрении.

Данте сидел на кровати, тупо устремив глаза в пустоту, словно не видя окружавших его санитаров. Доктор Ломан попыталась привлечь его внимание, спросив, помнит ли он ее. Единственный ответ, которым ей пришлось довольствоваться, — проблеск во взгляде незаметный для других, но на мгновение обнаруживший его сознание. На замечания о его ночном поведении он ничего не ответил.

В последней попытке установить контакт она показала ему на скомканное одеяло, вынутое из унитаза, и спросила, что это значит. В ответ — непонимающая улыбка, точно он не помнил, что заставило его такое учинить. Потом он издал звук, гортанный и вязкий, четыре слога, «о», «у», «а», «е», словно воспроизведенные с зажеванной аудиокассеты. Доктор в недоумении обернулась к санитарам — те глядели столь же недоуменно. Матье, баскетболист со стрекозиным взглядом, Алексис и Роже, чьи глаза едва ли выразительнее, и растерянный Нордин.

— Что вы хотите сказать? — в последний раз рискнула она.

И Данте с пустыми глазами, со стертой памятью, характерными симптомами шизофрении, языком, онемевшим от транквилизаторов, дважды монотонно повторил серию из «о», «у», «а» и «е», за которыми доктор Ломан наконец-то расслышала: «Ползучая смерть».

К антипсихотическим средствам она решила добавить антигормон. Надо остановить неодолимую мастурбацию. Рисперидон и андрокур. Единственное оружие, которое, будем надеяться, избавит от галлюцинаций ее пациента, к которому ни она, ни кто другой из группы пока не имели доступа.

«Ползучая смерть» — Сюзанна как будто услышала это вновь. Перед тем, как выйти из изолятора, доктор Ломан последний раз бросила взгляд на пациента.

Прошло четыре дня. Медикаменты начали действовать: продукты галлюцинаций исчезли. Со второй ночи — ни неодолимой мастурбации, ни манипуляций с экскрементами. Однако еще три ночи и два дня Данте затыкал унитаз скомканным одеялом. Каждое утро санитары вытаскивали мокрое одеяло и выдавали Данте чистое, но после их ухода он поступал с новым одеялом так же, как с предыдущим.

— Эй, скажи, приятель, — спросил его на второй день баскетболист в стрекозиных очках. — Когда тебе хочется испражняться, ты как поступаешь? Тебе ведь каждый раз приходится одеяло вытаскивать? Ты знаешь, что стирка дорого обходится Государственной благотворительности… А если в унитаз сунуть десктоп, как думаешь, может, это сильнее отбило бы охоту пришельцу, чем одеяло?

В ответ лишь молчание и пустой взгляд.

Данте вышел из изолятора и присоединился к группе пациентов. Его приход не вызвал ни страха, ни неприятия.

Разве что презрение Камброна. Параноик, помещенный в ОТБ за убийство служащего Национального института промышленной собственности, который отказался выдать патент на Камбронов огнетушитель для пожара революции. Теперь Камброн считает, что его изобретение грозит интересам очень важных людей, и потому его пребывание в ОТБ — результат их происков. И жив он только потому, что сумел быстро уничтожить макет огнетушителя и документы с описанием процесса работы.