Деон Мейер - Остаться в живых

— Мэм, те, кто его используют, плохие люди. Его подвергают ненужной опасности. Ему солгали, его запутали.

— Я вам не верю. Он был другом Тобелы.

— Был. Много лет назад. А сейчас он переметнулся. Он хочет всех нас продать. Продать нашу страну. Он хочет причинить нам вред и использует Тобелу.

По лицу Мириам Янина поняла, что та колеблется; надо еще нажать.

— Мы знаем, что Тобела хороший человек. Мы знаем, что он был героем Борьбы. Мы знаем, что он ни за что не согласился бы участвовать, если бы знал, в чем дело. Мы все можем решить и вернуть его домой, но нам нужна ваша помощь.

— Моя помощь?

— Вы общались с журналистами…

— Она тоже хотела помочь. Она тоже была на стороне Тобелы.

— Мэм, они просто манипулировали вами.

— А вы?

— Ну подумайте сами: каким образом журналисты могут вернуть Тобелу домой? Вот мы на это способны. С вашей помощью.

— Я ничего не могу сделать.

— Вы ждете звонка от Тобелы?

— Почему вы спрашиваете?

— Если бы мы хотя бы могли кое-что ему передать…

Мириам пристально посмотрела на Янину: на ее глаза, губы, руки.

— Я вам не верю.

Янина вздохнула:

— Потому что я белая?

— Да. Потому что вы белая.

Капитану Тигру Мазибуко не спалось. Он ворочался на раскладушке. В Кимберли было тепло и сыро — не слишком жарко, но все же жарко. Влажность была высокая, а комната недостаточно проветривалась.

Из-за чего он испытывает такую ненависть к Мпайипели?

Этот человек участвовал в Борьбе. И он не продал своих товарищей.

Откуда взялась такая сильная ненависть? Она захватила его, из-за нее он не выдержал, накинулся на Малыша Джо. Прежде такого с ним не случалось.

Почему?

Они имеют дело с обычным человеком средних лет, который давным-давно пережил свою минуту славы.

Так почему же?

Снаружи послышался грохот.

Ну как тут заснешь?

Прилетели «ройвалки». Стекла задребезжали. Еще раньше грохотали военные грузовики; они уезжали один за другим с одной-единственной целью. Солдатам приказано было организовать временные блокпосты на всех дорогах — даже второстепенных и проселочных. Они закидывали частую сеть ради поимки одной-единственной рыбки.

Он снова перевернулся.

Какая разница, в чем истоки ненависти? Главное — держать себя в руках. И направлять ненависть в нужное русло.

Применить любые средства, сказала Янина Менц. Иными словами, если надо, придется пристрелить мерзавца.

Господи, с какой радостью он это сделает!

Команда из шести человек отправилась в Гугулету, в дом Мириам Нзулулвази.

Первым делом они засняли обстановку на видео и сделали несколько снимков цифровой фотокамерой — чтобы потом расставить все точно по местам. Потом начался методичный, утомительный обыск. Профессионалам прекрасно известно, куда прячут ценные вещи обычные граждане и опытные преступники. Ни одна трещина, ни один укромный уголок не остались без внимания. Все полы и стены простучали, прослушали стетоскопами, просветили мощными фонарями щели между крышей и потолком. Отмычки для буфетов и дверей не понадобились. Один из шестерых, руководивший обыском, сосредоточенно наговаривал текст для протокола в диктофон размером с ладонь, напоминая бизнесмена, который диктует деловое письмо.

Дом был маленьким и не слишком заставленным. Обыск занял два часа десять минут. Потом команда уехала. Старший позвонил начальнику, Винсенту Радебе.

— Ничего, — доложил он.

— Совсем ничего? — спросил Винсент Радебе.

— Ни оружия, ни наркотиков, ни наличных. Несколько балансов счета из банка. Обычные документы. Мпайипели учится в заочной школе; мы нашли письма из канцелярии и учебники. Журналы, карты; в платяном шкафу жены — сентиментальные любовные записки. «От Тобелы Мириам. Я люблю тебя так, я люблю тебя эдак». Больше ничего. Самые обычные люди.

Винсент покачал головой. Так он и думал.

— Да, вот еще что. За домом — огородик. Очень ухоженный. Я таких помидоров уже сто лет не видел!

На пресс-конференции очень важно сформулировать свой вопрос так, чтобы другие журналисты не догадались о том, что тебе известно.

Вот почему, после того как министр прочла подготовленное заявление о непростой биографии и криминальном прошлом Тобелы Мпайипели и отмела все наскоки корреспондентов радио, газет и телевидения стандартной фразой: «Секретный характер операции не позволяет мне ответить на ваш вопрос», Аллисон Хили подняла руку:

— Скажите, пожалуйста, производились ли аресты в связи с данной операцией?

Не зная, что ответить, министр замялась. Наконец она дала обтекаемый ответ, который сошел бы в любом случае:

— Насколько мне известно, нет.

Позже госпожа министр от всей души пожалела о своем неосторожном заявлении.

Мириам принесли кофе и бутерброды. Она спросила, когда ее отпустят. Тот, кто принес еду, ничего не знал, но обещал узнать.

Она не притронулась ни к кофе, ни к еде. Ей было по-прежнему страшно. Стены душили ее. Она чувствовала себя той несчастной из полицейского участка. Она рвалась домой, к ребенку, ей хотелось закричать: «Выпустите меня!»

Она должна забрать Пакамиле. Сынишка еще маленький. И потом, что же будет с работой? Что подумают про нее в банке? Может, они решили, что она преступница? Уволят ли ее? А может, начальству объяснят, почему за ней приходили?

Ей нужно выбраться отсюда.

Она обязательно должна выбраться.

А что же Тобела? Где он сейчас? Правду ли говорила белая женщина о том, что ему грозит опасность?

На такое она не напрашивалась.

Янина Менц проводила совещание. Она рассказала своим подчиненным все. Точнее, почти все. Не упомянула о том, что в списке подозреваемых было имя их директора, но призналась, что операция с самого начала задумана ею. Она не извинилась за то, что держала своих людей в неведении, потому что не сомневалась: они все поймут правильно.

Она описала встречу с министром, подтвердила, что Тобела Мпайипели по кличке Умзингели раньше состоял в «Копье нации», что он получил спецподготовку, что он опасный противник и что жизненно важно его остановить.

— Мы больше не будем тратить понапрасну время, выясняя, кто он такой. Мы сосредоточимся на том, кто он сейчас. Принимая во внимание его биографию, непонятно его поведение в последние восемнадцать часов. Он как будто нарочно воздерживается от насилия. В аэропорту он сказал, цитирую: «Я никому не хочу причинять вреда». Напоровшись на временный блокпост, сказал бойцу ОБР: «Видишь, что вы заставили меня сделать». Но в обоих случаях он не сдавался. Ничего не понимаю. У кого-нибудь есть соображения?

Раджкумару, как всегда, нашлось что сказать.

— Не хочет обострять отношения, — заявил индус. — Он не идиот. Он знает: если кого-нибудь убьет, ситуация выйдет у него из-под контроля.