Роберт Блох - Психоз

Она увидела вывеску рядом с подъездной дорожкой, которая вела к небольшому строению.

МОТЕЛЬ — СВОБОДНЫЕ МЕСТА.

Вывеска не горела, но, может быть, хозяева просто забыли включить ее, так же как она забыла включить фары, когда неожиданно опустилась ночь.

Мэри подъехала к зданию, отметив, что оно полностью погружено в темноту. Свет не горел даже в небольшом застекленном помещении в конце здания, наверняка служившем конторой. Может быть, мотель закрыт? Она замедлила ход, вглядываясь в темноту, затем почувствовала, как колеса машины проехали по электрическим приспособлениям, подающим сигнал владельцам. Теперь она могла видеть дом на склоне холма за мотелем; окна на фасаде были освещены — возможно, хозяин находился там. Сейчас он спустится к ней.

Мэри остановила машину и расслабилась. Теперь, в наступившей тишине, она могла различить звуки окружавшей ее ночи: мерный шум дождя, прерывистые вздохи ветра. Эти звуки врезались ей в память: вот так же шел дождь в день похорон мамы, в час, когда они навсегда опустили ее в узкую яму, словно наполненную вязкой темнотой. Сейчас эта темнота обступила Мэри со всех сторон; она, словно муха, погружалась в нее, одинокая и заброшенная. Деньги здесь не помогут, и Сэм не поможет, потому что тогда, на развилке, она выбрала не тот поворот и сейчас стоит на дороге, ведущей в неизвестность. Теперь уже ничего не поделаешь — она сама вырыла себе могилу, остается лишь опуститься в нее.

Почему ей пришли в голову такие мысли? Ее ждет теплая постель, а не могильный холод.

Она все еще пыталась понять, откуда взялось это ощущение безнадежности, когда из мрака вынырнула большая черная тень и чья-то рука открыла дверцу машины.

— Вам нужна комната?

Как только Мэри увидела перед собой эту толстую физиономию, очки, услышала мягкий, неуверенный голос, она сразу же приняла решение. Здесь с ней ничего не случится.

Она кивнула, выбралась из машины и, чувствуя тупую боль в икрах, последовала за хозяином мотеля к конторе. Он отпер дверь, шагнул внутрь и зажег свет.

— Извините, что заставил вас ждать. Я был дома: Мама не очень хорошо себя чувствует.

Обычное помещение, но здесь было тепло, светло и сухо. Мэри блаженно поежилась и улыбнулась толстяку. Он согнулся над журналом регистрации на стойке.

— Номер у нас стоит семь долларов. Хотите сначала взглянуть?

— Нет-нет, все в порядке. — Она быстро открыла кошелек, извлекла одну пятидолларовую и две долларовые купюры, положила их на стойку, а он подвинул к ней журнал и протянул ручку.

Какое-то мгновение она колебалась, потом написала «свое» имя: Джейн Уилсон — и адрес: Сан-Антонио, Техас. Ничего не поделаешь — на машине техасский номерной знак.

— Я позабочусь о ваших вещах, — произнес он и отошел от стойки. Она снова последовала за ним наружу. Деньги были в машине, все в том же большом конверте, стянутом широкой резинкой. Наверное, лучше всего оставить их здесь: она запрет машину и никто их не тронет.

Он отнес чемодан к дверям комнаты, расположенной возле конторы. Он выбрал ближайшую, но Мэри было все равно: главное — укрыться от дождя.

— Ужасная погода, — сказал он, пропуская ее вперед. — Долго были в пути?

— Весь день.

Он щелкнул выключателем, и настольная лампа, словно цветок, распустилась желтыми лепестками света. Комната была обставлена просто, но вполне сносно; в ванной Мэри заметила душ. Правда, она предпочла бы настоящую ванну, но сойдет и так.

— Устраивает?

Она быстро кивнула, затем вспомнила о еде.

— Не подскажете, где здесь можно перекусить?

— Так, надо подумать. За три мили отсюда когда-то была забегаловка, где торговали гамбургерами и пивом, но сейчас ее, наверное, закрыли, ну, когда проложили новое шоссе. Нет, лучше всего вам добраться до Фейрвейла.

— А далеко это?

— Примерно семнадцать-восемнадцать миль. Езжайте прямо, когда доберетесь до местной дороги, сверните направо, и снова окажетесь на шоссе. А дальше — десять миль до города. Странно, почему вы сразу не поехали той дорогой, раз направляетесь на север.

— Я заблудилась.

Толстяк кивнул и вздохнул.

— Я так и подумал. С тех пор как построили новую дорогу, у нас здесь редко кто-нибудь останавливается.

Она рассеянно улыбнулась. Он продолжал стоять возле двери, надув губы. Мэри подняла голову и встретила его взгляд; он быстро опустил глаза и смущенно откашлялся.

— Э-э, мисс… я вот тут подумал… Вам, может, не очень-то хочется ехать в Фейрвейл и обратно в такой дождь. То есть, я хочу сказать, я как раз собирался поужинать. Буду очень рад, если вы составите мне компанию.

— Ну что вы, неудобно.

— Почему? Вы нас нисколько не обеспокоите. Мама опять легла, и ей не придется ничего готовить: я собирался просто соорудить холодную закуску и сварить кофе. Если, конечно, вам такое подходит.

— Ну…

— Слушайте, я сейчас сбегаю к себе и все приготовлю.

— Я вам так благодарна, мистер…

— Бейтс. Норман Бейтс. — Он попятился, стукнувшись о дверь плечом. — Слушайте, я оставлю фонарик, чтобы вы могли подняться ко мне. Сейчас вам, наверное, хочется снять с себя эту мокрую одежду.

Он отвернулся, но Мэри успела заметить, что толстяк покраснел. Боже, он смутился, как подросток!

Впервые за весь день Мэри смогла улыбнуться. Она подождала, пока он закрыл за собой дверь, и сбросила жакет. Потом положила сумку на кровать, достала оттуда набивное платье и расправила его. Может быть, оно отвисится, пока она будет в ванной. Сейчас времени осталось только на то, чтобы немного освежиться, но, когда она вернется, ее ждет настоящий горячий душ, пообещала себе Мэри. Вот что ей нужно: смыть с себя усталость и, конечно, выспаться. Но сначала — ужин. Так, посмотрим: вся косметика — в сумочке, надеть можно голубой плащ — он в чемодане…

Пятнадцать минут спустя она стучалась в дверь большого дома на склоне холма.

Из окна гостиной, не задернутого шторами, виднелся свет единственной лампы, но второй этаж был ярко освещен. Если его мать больна, то она, должно быть, находится там.

Мэри терпеливо дожидалась ответа, но к двери никто не подходил. Может быть, хозяин тоже наверху. Она постучала снова, потом украдкой заглянула в окно. И с трудом поверила своим глазам: неужели такие места все еще существуют?

Обычно, даже когда здание старое, его интерьер стараются хоть немного приспособить к новым временам, что-то переделать, изменить. Но гостиная, в окно которой она заглянула, никогда не подвергалась перестройке: старомодные обои с цветочным рисунком, тяжеловесная резная мебель красного дерева, стулья и диваны с высокими спинками, стоявшие вплотную друг к другу, ярко-красный ковер и панели, окаймлявшие камин, — все словно возвращало в беззаботную атмосферу начала века. Ничто не нарушало цельности картины, не было даже телевизора, но она заметила старинный граммофон с ручным заводом на заднем столе. Теперь Мэри могла различить тихий шелест голосов; ей даже показалось, что они доносятся из раструба граммофона. Потом она поняла, откуда взялись эти звуки: они шли сверху, из ярко освещенной комнаты.