Джеймс Грейди - Бешеные псы

— Он никогда не будет свободен, — сказал я. — Ты это знаешь.

Хейли потупилась.

— Я надеялась, что, когда он выберется оттуда, прежде чем я умру, мне, может быть, удастся помочь ему стать сильнее, чтобы однажды…

— Это его лучшие, пусть и немногие дни. С тобой.

Глаза Хейли затуманились.

— Вы все знаете, что у него блестящий ум, но много сделать он не сможет. Кто он — идет от его сердца. Из самой сути его натуры. Наша природная суть всякий раз настигает нас. А его природная суть — в любви. Чистой любви. Неколебимой любви, готовой на самопожертвование.

— Поэтому он служил своей родине как шпион.

— Да. И его природная суть отдала его в руки идеального истязателя, в идеальный частный ад. Словно и нет самосознания. Словно и нет высшей справедливости.

— А как ты? — сказал я, делая вид, что кофейная чашка подрагивает у меня в руке просто потому, что мне нравится смотреть на водоворот коричневой жидкости.

— С каждым днем я умираю все быстрее. Я надеялась, что, по крайней мере, смогу быть с вами до конца. Увижу все собственными глазами. Но пока мы не очень-то продвинулись.

— Брось! — решительно возразил я. — Мы уже здесь. Успели так далеко забраться.

Хейли улыбнулась мне притворной улыбкой, какой улыбается ребенку мать, чтобы смягчить неизбежное.

— Меня трясет, но я держусь.

Я бросил взгляд через улицу. Труба стояла на прежнем месте.

Отвернувшись от окна, я поймал на себе взгляд Хейли.

— А как ты? — спросила она.

— У нас все в порядке, — сказал я. — И с Кэри…

— Забудь о ней, — покачала головой Хейли. — Она не для тебя.

Это был чувствительный удар, придавший особую интонацию моему тону.

— О чем это ты?

Хейли улыбнулась, губы ее дрожали.

— Жизнь уж точно не ласково с тобой обошлась, — сказала она. — Подбросила мертвеца в психушку, где ты чувствовал себя в безопасности. Добавила к безумию боль. Это нечестно. Неправильно. Снова. Ты знал, что из-за убийства в конечном счете придется плохо нам, невинным. Дать случиться этому — все равно что сделать это самому. Так что, выходит, именно ты нажал на спусковой крючок. Знаешь, почему ты ухватился за Кэри? Потому что она — это ты. Спокойная, жесткая, безжалостная. Стрелок. Она вторглась в твою жизнь как раскаленная комета. Она была тобой, затерявшимся в Малайзии. Убийственной стороной твоего «я». Твоей подспудной тягой к любви. Это все сделало ее больше, чем обыкновенной женщиной… и боль от потери Дерии придала Кэри еще больше власти. В один миг там, в «Каменном пони», ты вбил себе в голову, что она — ходячая высшая справедливость. Твоя искупительница. Либо она загоняет тебя до смерти, либо поможет нам скрыться от легавых… плюс она любит тебя. Так или иначе, ты вообразил, что, подцепив ее, сам сможешь сорваться с крючка. Но учти вот что, киллер: не такой уж она ангел. Для тебя это пистолет без патронов и светловолосая головка.

В туалете шумно спустили воду.

Мне хотелось сказать Хейли, как она ошибается. Однако произнес я совсем другое:

— Ты же знаешь, что случилось с нашим последним психиатром.

— Я и так уже в похоронной процессии.

В туалете вода полилась в раковину.

— Эрик, можешь выходить, — позвала Хейли.

Она оберегала его, не давая пространно высказываться о чем бы то ни было, пока не пришел Рассел и не сказал, чтобы оба спускались: их подберут Зейн и Кэри, они в «кадиллаке».

— Придется удвоить караул, — сказал Рассел. — Каждый раз, как мы разъезжаем на этой белой бестии, все на нас так и пялятся.

— А что остальные будут делать весь день?

— Понятно. — Рассел посмотрел на окно. — Держать ушки на макушке.

Ланч. Чизбургеры и жирная поджарка из закусочной в двух кварталах от нас. Трупообразный клерк жевал пепперони и пиццу со свежими помидорами. Солнце весь день напролет. Кровавый закат. Час пик. Городской автобус, изрыгающий черный выхлоп. Свиной шашлык, приправленный имбирем, на белой лапше. Две дюжины звонков и дверь, распахивающаяся для мужчин, которые прячут свои лица. Изученные до мелочей движения негра-менеджера. Тысячи взглядов на Триш, такую, щебечущую по мобильнику. Двадцать семь клиентов на «Почте для вас!», тринадцать из которых пользуются своими почтовыми ящиками. Никто из них даже не притронулся к перевязанной белой лентой картонной трубе за прилавком.

— Ушки на макушке, — сказал Рассел, когда часы на моей дрожащей руке показали палиндром 10.01 и в окне через дорогу появился старик, чтобы провести очередную ночь за очередным романом.

— Шпионить — это все равно что смотреть.

— Шпионить — это все равно что верить, что есть на что посмотреть. Уже не веришь?

— Почтовая труба все еще на месте.

— Что, если никто так и не придет за ней? Что, если все это только дохлый номер, к которому прибегала только покойная? Что, если труба эта, кроме нас, никому не нужна?

— А над чем, по-твоему, я ломаю голову целый день, слушая, как ты расхаживаешь взад-вперед и ноешь, да еще эта дерьмовая еда, вонючий клозет и…

— Ладно, вояка, не взваливай все на меня! Таковы реалии нашей операции и…

В этот момент снизу донесся подвывающий мужской голос:

— Эй! Там наверху! Я иду.

— По-твоему, он хочет записаться волонтером? — посмотрел на меня Рассел.

— По-моему, ему нужно в сортир. Снова.

Но Рассел сместился к противоположной стене. Я занял такую позицию, чтобы наблюдать одновременно за лестницей и за окном. Пиджак я накинул на спинку стула, выставив пистолет в кобуре на всеобщее обозрение.

В комнату вошел поросший щетиной клерк, бледный, глаза налиты кровью. На футболке от тренировочного костюма замысловатый французский рисунок, джинсы явно подобраны на помойке. Красные поношенные кроссовки, хмурый взгляд.

— Ну так где оно? — спросил он.

— Что «оно»? — вопросом на вопрос ответил Рассел.

— Я не с тобой разговариваю, мистер Бум-Бум. Как насчет Кофейного Человека? Сделка есть сделка. Где оно?

— Никак не пойму, о чем ты толкуешь, — сказал я, посмотрел через улицу на «Почту для вас!», но увидел только все того же старика. — Тебя что — разорили?

— Нет, но нанесли травму. Вы сами видели. Сами слышали. А ведь он обещал, но никто ничего так и не принес, поэтому я сам пришел за справкой.

— Какой справкой?

— О компенсации нанесенного ущерба. Это Америка. Это законный бизнес. А вы распоряжаетесь тут, как хозяева, и ломаете мне кайф. Вы сломали телевизор. Мистер Бум-Бум клялся, что принесет справку о компенсации ущерба, но так ни черта и не принес, поэтому я решил сам забрать.

— Возмещение ущерба? — Я был настолько взбешен, что Рассел перестал подпирать стену и подошел к нам. — Ты хочешь возмещения ущерба? Думаешь, ты здесь хозяин? Думаешь, что твое правительство?.. За какой-то сраный телевизор?!