Тесс Герритсен - Свидетель

– Так вот где он, так сказать, работает, – пробормотал Виктор, щурясь от яркого света.

Перешагнув через путаницу проводов, он медленно прошел по комнате, с удивлением разглядывая постановочный реквизит и качая недоуменно головой. Коллекция и впрямь подобралась необычная: самая настоящая английская телефонная будка, уличная скамейка, велотренажер. Центральное место занимала внушительных размеров кровать со смятым покрывалом и свисающими со столбика наручниками.

– И что, этот парень действительно твой хороший друг? – спросил Виктор, взвешивая наручники на ладони.

– Когда он фотографировал меня месяц назад, ничего этого здесь не было, – пожала плечами Кэти.

– Фотографировал тебя? – Виктор обернулся и в изумлении уставился на нее.

Представив, какие картины проносятся в его воображении, Кэти покраснела. Наверняка видит ее раскинувшейся в соблазнительной позе на этой дурацкой кровати. И непременно в наручниках.

– Это было не то, что ты думаешь, – запротестовала она. – Я просто оказала ему услугу…

– Услугу?

– Съемка была чисто коммерческая!

– Вот как.

– Мне не пришлось раздеваться. Я была в комбинезоне. Изображала сантехника.

– Неужели? А женщины бывают сантехниками?

– Я была на замене. Одна из моделей не смогла прийти, и Хикки требовался кто-то с самой обычной внешностью. В общем, заурядная личность. Он вспомнил обо мне. На фотографии было только мое лицо.

– И комбинезон.

– Верно.

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.

– Представляю, что ты подумал.

– Не хочу даже говорить, что я подумал. – Виктор оглядел комнату. – Ты вроде бы сказала, что здесь можно найти что-то съедобное?

Кэти подошла к холодильнику и открыла дверцу. На одной полке обнаружилась банка пикулей, на другой застывшая морковка и половинка салями. А вот морозилка порадовала настоящим сокровищем в виде молотого суматранского кофе и батона хлеба.

Кэти улыбнулась:

– Устроим пир!

Расположившись на широкой кровати, они набросились на салями и мерзлый хлеб, запивая то и другое чашками горячего кофе. Получилось что-то вроде пикника – бумажные тарелки с морковкой и пикули на коленях и десяток ярких искусственных солнц на потолке.

– Как ты там о себе отозвалась? – спросил Виктор, с улыбкой наблюдая за тем, как Кэти грызет морковку.

– Отозвалась о себе? Когда?

– Ты сказала, что ему требовалась женщина непримечательной внешности. Женщина, которая могла бы сойти за сантехника.

– Потому что так и есть. Я самая обыкновенная.

– Не могу с тобой согласиться. А я, имей в виду, в людях разбираюсь.

Кэти обернулась и посмотрела на украшавший стену постер с изображением одной из супермоделей Хикки. Красотка ответила ей холодным, твердым, слегка пренебрежительным взглядом.

– Во всяком случае, с такой мне и тягаться нечего.

– Но это же только картинка, – возразил Виктор. – В ней нет ничего настоящего – только макияж, лак, накладные ресницы…

– Можешь не говорить. Уж это-то я знаю слишком хорошо. Моя работа в том и состоит, чтобы превращать актеров в киношные фантазии, мечты зрителей. Или, что тоже бывает, в их кошмары. – Кэти сунула руку в банку и выудила последний пикуль. – Когда я называла себя заурядной, я имела в виду немного другое. Дело в том, что я и ощущаю себя самой обычной женщиной.

– А вот я думаю, что ты совершенно незаурядная. И прошлая ночь окончательно меня в этом убедила.

Смущенная, Кэти опустила глаза – вялая морковка растянулась поперек бумажной тарелки бледно-оранжевым трупиком.

– Было время – наверное, такое время бывает в жизни каждого, когда мы молоды, когда чувствуем себя особенными. Когда нам кажется, будто весь мир существует только ради нас. Последний раз я испытывала нечто похожее, когда выходила за Джека. – Она вздохнула. – К сожалению, длилось это недолго.

– А почему ты вышла за него?

– Я и сама не знаю. Наверное, меня ослепил весь этот киношный блеск. Мне было двадцать три года, на площадке я только-только начинала чему-то учиться. Он уже был режиссером. – Кэти помолчала. – Нет, богом.

– Он произвел на тебя такое сильное впечатление?

– Джек это умеет. Когда нужно, он, как говорится, включает харизму и просто ошеломляет девушку. Дальше шампанское, романтические обеды, цветы и все такое. Думаю, он обратил на меня внимание только потому, что я поддалась не сразу, не падала в обморок от каждого его взгляда. Джек посчитал, что я как бы бросила ему вызов, и поставил целью завоевать меня любой ценой. В конце концов у него получилось. —

Она грустно улыбнулась. – А получив приз, он двинулся дальше – покорять и завоевывать. Вот тогда-то до меня и дошло, что я не какая-то там особенная и выдающаяся, а самая что ни есть обыкновенная. Что ж, не такое уж плохое чувство. Я иду по жизни спокойно, не испытывая большого желания быть кем-то другим, кем-то особенным.

– И кого же ты считаешь особенным?

– Ну, например, мою бабушку. Но ее уже нет на свете.

– Я заметил, что в любом почетном списке обязательно присутствует бабушка.

– Ладно. Тогда назову мать Терезу.

– Она тоже в каждом списке.

– Ох… Хорошо. Кейт Хепберн. Глория Стайнем. Моя подруга Сара… – Она помолчала, потом тихо добавила: – Но Сары тоже больше нет.

Виктор взял ее руку. Пальцы у него были длинные и сильные, и Кэти, с любопытством наблюдая за тем, как они накрывают ее, тонкие и хрупкие, подумала, что сила, которую она чувствует в них, отражает силу самого Виктора. Джек, при всем его таланте, шике и блеске, никогда не внушал и доли той уверенности, что исходила от Виктора. И не только Джек.

– Расскажи мне о Саре, – мягко попросил он.

Кэти на секунду зажмурилась, сдерживая слезы.

– Сара… Сара была чудесная. Не в том смысле, как эти. – Она взглянула на фотографию модели. – Чудесная внутренне. В ее глазах было что-то такое… Я бы назвала это безмятежностью, полной, совершенной невозмутимостью. Мне иногда казалось, что она обрела абсолютный покой, отыскала именно то, к чему стремилась, чего хотела, тогда как остальные, словно слепые котята, все еще шарили вокруг в поисках утерянного сокровища. Не думаю, что Сара родилась такой. Она пришла к этому сама. В колледже мы обе чувствовали себя не очень уверенно, и брак определенно не помог нам обеим. Мне развод дался очень тяжело, а вот Сара только окрепла и закалилась. Она стала больше заботиться о себе. И забеременела тогда, когда захотела. Понимаешь, у ее ребенка не было отца – только пробирка. Анонимный донор. Сара любила повторять, что первоначальная семья состояла не из родителей и ребенка, а только из матери и ребенка. Мне всегда казалось, что для такого шага требуется большая смелость. Сара была намного смелее меня… – Она прокашлялась. – В общем, Сара особенная. Такие люди есть.