Питер Спигельман - Рыжая кошка

«Ты больше не отвечаешь на звонки, Дэвид? Ну и не надо. Ты был таким отвратительно грубым, когда мы разговаривали сегодня утром, таким неприятным и холодным… в общем, я даже не уверена, что хотела бы общаться с тобой сейчас. Я знаю, ты любишь говорить непристойности, но, Дэвид, это было совсем по-другому. Это было… жестоко, грубо и совсем не сексуально. Скажи, ты так разговариваешь со Стефани? Ей это нравится? Надо будет не забыть спросить». В голосе Рен было пугающее лукавство и еще что-то. Торжество? Она управляла ситуацией и наслаждалась своей властью.

Сообщение закончилось, и я взглянул на экран телефона.

— У нее включен антиопределитель номера, — заметил я, возвращая телефон.

— Иначе я бы нашел ее сам, — пробормотал Дэвид. Вскоре он ушел — все еще бледный.

Я выкинул Верину и свою чашки, вышел в мороз и солнце и направился по Хьюстон-стрит на запад. Дувший с Ист-Ривер ледяной ветер подгонял меня на пути к Джерси. Несмотря на холод, хорошо было оказаться на улице, хорошо было пройтись. Побегать не удавалось с четверга, и в выходные глаза заволокло какой-то мутью, а ко лбу словно прибили тупую боль. Я чувствовал себя совершенно бестолковым, а вчерашняя неудачная попытка найти норку, волосок или самое маленькое перышко Рен на сайте MetroMatchPoint.com только укрепила мою убежденность в собственной глупости.

Адрес электронной почты, который Рен использовала для переписки, оказался пустышкой. Такие почтовые ящики бесплатно предоставляются большими поисковыми сайтами, и отследить их без судебной повестки или решения невозможно. Мы до такого еще не дошли; в любом случае вряд ли Рен была более правдива, когда предоставляла информацию для учетной записи, чем мой брат, когда заводил себе такой же почтовый ящик.

Дэвид назвал ключевые слова, благодаря которым он нашел анкету Рен на MetroMatchPoint.com: «Возраст 25–35 лет», «Манхэттен», «белая» и — самое важное — «разовый» и «безопасный». Критерии поиска помогли сократить тысячу объявлений типа «я женщина, ищу мужчину» до ста с небольшим, но даже в таком виде список выглядел бесконечным. А после первых двух десятков — еще и бесконечно печальным.

Некоторые авторы объявлений пытались казаться сексуальными или смешными, но им не хватало умения уложиться в двадцать — двадцать пять слов, и они выглядели одновременно пошлыми и косноязычными. Хотя большинство объявлений были просто деловыми: перечисление физических параметров рекламодательницы и ее пожеланий насчет партнера, несколько слов о конкретных ограничениях или предпочтениях и адрес электронной почты. Это, конечно, могло пригодиться для дела, но все вместе оставляло ощущение мучительного одиночества и гнетущего, неутолимого голода. Я крутил по-всякому критерии поиска Дэвида, но не нашел ничего даже отдаленно похожего на объявление Рен и после трех часов решил, что с меня хватит.

Ветер пронес мимо полиэтиленовый пакет, потом три листа китайской газеты, меню мексиканского ресторана, фантики и около сотни окурков… и в конце концов унес и мою головную боль. К тому времени как я добрался до Салливан-стрит, уши у меня окоченели, зато мозги наполнились прохладным кислородом.

Для завтрака было слишком поздно, а для ленча слишком рано, и через большое окно, которое Дэвид нашел столь полезным, я видел, что в кафе «У дядюшки Серта» почти пусто. Пара тощих девушек за стальной стойкой обслуживали аппараты эспрессо, двое сонных бездельников за столиками у окна вяло листали «Таймс» — и больше никого в отделанном черно-белым кафелем помещении. Я вошел, и лицо обожгло теплом.

Я сел у стойки, повесил куртку на спинку стула и заказал горячий шоколад. К тому времени как стакан наполовину опустел, выяснилось, что девушки не фиксируют внимание на клиентах, даже если те прямо у них перед носом, и вообще работают здесь только с ноября. Впрочем, я с самого начала ни на что не надеялся и потому почти не почувствовал разочарования.

Я посмотрел на часы. До встречи оставался еще час, бездельники ушли, оставив газеты на столиках. Я прихватил куртку и горячий шоколад и пересел поближе к солнышку. Одна из тощих девушек поставила диск Нелли Маккей. Я слушал переливы прекрасного голоса, просматривал первую полосу, а на улице ветер поднимал пыль. Новости были в основном одинаковые, и все плохие: неуклонное скольжение назад и вниз, неумолимое сползание к новому Средневековью. Даже хорошо, что я не мог полностью сосредоточиться на газете. Надо было разложить по полочкам рассказ Дэвида.

Наверное, удивляться нечему: как заметил брат, секреты — мое ремесло. Почти всем людям, с которыми я сталкивался как частный детектив (а до этого — как коп), было что скрывать, и часто весьма серьезные вещи: наркоманию, счета за границей, любовницу, а то и двух, мужа или жену; иногда настоящие семейные тайны, с детьми, трупами и закладными на секретные дома. Чем Дэвид отличался от них? Тем, что он — мой брат? Тем, что я знал его — или думал, что знаю? Хотя, конечно, не знал.

Еще вчера, до его звонка в дверь, я бы ответил по-другому. Я бы посмотрел в бледно-голубые, совсем как у матери, глаза и заявил, что знаю о Дэвиде Марче все, что мне надо знать, и, конечно, все, что важно: колючая внешняя оболочка из пренебрежения и неодобрения, колючая внутренняя оболочка из самодовольного превосходства; глубже залегают слои едва прикрытого честолюбия, нетерпеливого ума и жесткой самодисциплины, еще глубже — самая суть, тщательно подавляемая. В самой глубине души Дэвид ужасающе обидчив — и уверен, что если ему и выпадает награда, то непременно с опозданием и никогда по достоинству, по справедливости. Еще я бы сказал, что Стефани идеально подходит моему брату: такая же честолюбивая, самодовольная и готовая попрекать кого угодно чем угодно. Оба шли по жизни, выставив острые локти, крепко сжав губы и глядя на все оценивающим взором — неприятные, но связанные одной целью. Во всяком случае, я так думал. Но что, черт побери, я знал?

Вопросы Дэвида снова и снова звучали у меня в голове. «Дураком меня считаешь?» Нет, Дэвид, не дураком, нив коем случае. Может быть, немного психом… а может быть, больше чем немного. «Кем ты меня считаешь?» Двадцать четыре часа спустя у меня все еще не было ответа. Такое знакомое лицо оказалось маской, голубые глаза внезапно стали непроницаемыми.

Пока я допивал шоколад и досматривал газету, настало время встретиться с Виктором Соссэ. И я направился к Лиспенард-стрит.

Ветер прибавил скорость на пару узлов, пальто совсем не грело, будто из марли было сшито. Когда я вошел в оформленный в стиле минимализма холл здания возле Черч-стрит, лицо горело, а глаза саднило от пыли. Виктор Соссэ ждал меня, изучая крохотную трещину в блестящем каменном полу.