Дин Кунц - Дьявольское семя

Дойл подумал: это лишь доказывает, что за одну ночь нельзя перемениться. Никто этого не может. Ни ты, ни он. Ты можешь быть в тысячу раз храбрее его, но не можешь заставить его думать, а не разговаривать языком оружия. Как нелепы были мысли, пришедшие Алексу на ум в такой момент! Поэтому он перестал размышлять и погрузился в обволакивающую его багровую тьму.

Когда Леланд в очередной раз пришел в себя и отвлекся от воспоминаний об отцовской ферме, он обнаружил, что сидит на краю кровати Куртни и гладит ее лицо. Куртни напряглась, пытаясь освободиться от веревок, ее мускулы словно застыли, превратились в негнущийся твердый сплав. Она попыталась что‑то сказать, порвать клейкую ленту, но вместо этого разрыдалась.

— Все хорошо, — произнес Леланд, — с ним я покончил.

Куртни металась из стороны в сторону, безуспешно стараясь сбросить его руки. Леланд взглянул на пистолет, который все еще держал в руке, и вспомнил, что выстрелил в Дойла только раз. Может быть, этот сукин сын еще жив. Он должен вернуться и проверить это.

Но ему не хотелось оставлять Куртни. Ему хотелось снова и снова трогать ее, может быть, даже переспать с ней прямо сейчас. Почувствовать ее мягкую теплую кожу, скользящую под его огрубевшими ладонями, наслаждаться ею, наслаждаться тем, что он рядом с ней. Они вновь вместе, вдвоем…

Леланд обеими руками прижал Куртни к дивану — так чтобы она лежала прямо и неподвижно. Затем он поцеловал ее и запустил пальцы в ее золотистые волосы. В тот момент он совсем забыл об Алексе Дойле. А о Колине не думал вообще.

Мальчик услышал выстрел. И хотя стены дома слегка приглушили звук, ошибиться было невозможно.

Колин открыл дверцу и выпрыгнул из машины. Сначала он побежал вниз, по подъездной дороге к дому, но остановился на полпути. Колин вдруг понял, что ему некуда бежать.

Как вниз, по склону холма, так и вверх все дома оставались темными и молчаливыми. Очевидно, звук выстрела не смог разбудить людей.

Так. Но ведь он может растолкать их и рассказать обо всем, что случилось. Тут Колин вспомнил, как обращался с Алексом капитан Экридж. Возможно, соседи отнесутся к нему тепло, по‑дружески, но они могут не поверить ему. Колин прекрасно понимал это. Ведь он всего‑навсего одиннадцатилетний мальчишка. Его поднимут на смех, может, обругают. Но не поверят. Во всяком случае, он потеряет драгоценное время.

Колин побежал назад к машине, остановился возле открытой дверцы и посмотрел на дом. Из него никто не выходил.

«Ну давай же! — подумал он. — Алекс бы не раздумывал. Алекс пошел прямо внутрь за Куртни. А ты? Хочешь ты в конце концов стать взрослым человеком или так на всю жизнь и останешься запуганным ребенком?»

Колин присел на краешек переднего сиденья и открыл отделение для перчаток. Затем вынул оттуда небольшую картонную коробку. Достав пистолет и положив его на сиденье рядом, Колин нащупал патроны. За свои одиннадцать лет он ни разу не держал оружие в руках, однако думал, что зарядить пистолет не очень сложно. В тусклом свете верхней лампы салона Колин кое‑как разглядел тоненькие буковки, обозначающие положение предохранителя. И перевел его в боевое.

Алекс одну‑две минуты непонимающе рассматривал разодранные пакеты, клочки газет и другой мусор, пока окончательно не пришел в себя и не вспомнил, где он находится и что случилось. Сумасшедший с пистолетом в руке…

— Куртни! — тихо произнес он.

Он попытался двинуться, но тут же его пронзила острая боль. Она волнами охватила его, и Алекс чувствовал себя изможденным, старым и слабым. Пуля прошла повыше левой ключицы, и ощущение было такое, словно кто‑то обильно посыпал рану солью.

«Он не попал в сердце, — подумал Алекс, — и, должно быть, особенно ничего не повреждено». Однако эта мысль его слабо утешила.

При помощи здоровой руки Алекс заставил себя встать на колени. На ковер закапала кровь. Боль усилилась, ее толчки обрушивались на него теперь уже гораздо чаще.

Алекс все ждал, когда же раздастся следующий выстрел, и уже мысленно представил себе, как он проваливается в кучу картонок и газет. Однако никто не помешал ему подняться на ноги, и, обернувшись, он обнаружил, что маньяк исчез. Дверной проем был пуст. Алекс зажал плечо рукой и медленно направился к двери. Кровь с бульканьем сочилась у него между пальцами. Преодолев половину пути, он вдруг подумал, что было бы неплохо сначала чем‑нибудь вооружиться, а потом уже искать того ненормального. Но как? Чем? Повернувшись и поглядев на кучу хлама, Алекс увидел то, что могло ему пригодиться. Он вернулся и поднял кусок доски от разбитого деревянного ящика. С одной стороны доски торчали три погнутых гвоздя. Это подойдет. Алекс снова побрел к выходу.

Восемь шагов до двери показались ему восемью сотнями. После того как он преодолел их, ему пришлось остановиться и отдохнуть. Грудь сдавило, дыхание было невероятно тяжелым. Алекс прислонился к стене как раз за открытой дверью, так что его не было видно из холла.

«Ты должен, ты обязан собрать все свои силы», — приказал он себе, прикрывая глаза, так как комната начала слегка покачиваться и кружиться перед ним.

«Даже если ты его найдешь, ты не сможешь остановить его и он сделает с Куртни и Колином все, что ему захочется. Ты не имеешь права быть настолько слабым. Это всего лишь шок. Тебя ранили, ты истекаешь кровью. Но ты должен преодолеть себя, иначе всем придется умереть».

Леланд содрал клейкую ленту со рта Куртни и прикоснулся к ее бледным, бескровным губам.

— Теперь все в порядке, Куртни. Дойл мертв. И нам не нужно беспокоиться об этом. Мы с тобой — я и ты — против всех.

Куртни не могла говорить. Она была бледна как смерть, ее золотистая кожа приобрела молочный оттенок.

— Сейчас я разрешу тебе встать, — улыбаясь, продолжал он, — если ты, конечно, будешь хорошо себя вести, будешь хорошей девочкой, я развяжу тебе ноги и руки — чтобы мы могли заняться любовью. Хочешь?

Куртни отрицательно покачала головой.

— Ну конечно, хочешь.

На первом этаже разбилось окно, и послышался звон осколков, падающих на голый пол.

— Это полиция, — произнесла Куртни, сама не зная наверняка, кто это, не желая напугать его.

Леланд, начавший было развязывать ее, резко встал.

— Нет, — сказал он, — это мальчишка. Как я мог забыть про него?

В замешательстве он повернулся к ней спиной и пошел к дверям.

— Не трогай его! — закричала Куртни. — Ради всего святого, не трогай его!

Леланд не слышал ее. Он мог воспринимать только одно и думать только об одном в каждый отдельный момент времени. Теперь это был мальчик. Он должен найти его и убить, уничтожить последнее препятствие, стоящее между ним и Куртни.