Том Клэнси - Кремлевский кардинал

– В этом случае мы никогда его не найдем. Вероятность остается, конечно, но самая малая. Всякий раз, когда увидим кружащих над чем-то стервятников, будем высылать к этому месту вертолет, но… – Капитан покачал головой. – Вероятнее всего, товарищ майор, что его тело уже у вас. Потребуется время, чтобы подтвердить это.

– Бедняга. Он ведь даже не оперативник – работал в штабе. Да и район не его, просто офицер; кому принадлежала эта территория, попал в больницу с воспалением желчного пузыря, вот он и вызвался взять на себя его обязанности в дополнение к своим.

– А где он обычно работал?

– В Таджикистане. Думаю, он решил, что лишняя нагрузка отвлечет его от личных проблем.

– Как чувствует себя, русский? – спросил пленного Лучник. Моджахеды не могли обеспечить раненого какой-нибудь медицинской помощью. Ближайшая группа медиков – французские врачи и медицинские сестры – находились в пещере недалеко от Хазан-Хель. Сейчас туда направлялись те раненые афганцы, которые могли передвигаться. Что касается тяжело раненных… им ничем помочь не могли. У партизан был достаточный запас болеутоляющих лекарств, в том числе ампулы морфия швейцарского производства, его вводили умирающим, чтобы облегчить их страдания, В некоторых случаях морфий облегчал им переход в мир иной, однако тех, кто подавал надежды на выздоровление, укладывали на носилки и несли на юго-восток, к пакистанской границе. Те, кому удавалось вынести шестидесятимильный переход, получали настоящую медицинскую помощь в чем-то похожем на больницу, рядом с заброшенным ныне аэродромом в Мирам-Шахе. Лучник вел туда свою группу. Ему удалось убедить партизан, что захваченный русский принесет им больше пользы живым, чем мертвым, и что американцы хорошо вознаградят их за офицера русской секретной полиции с его документами. Лишь один глава племени мог успешно выступить против таких аргументов, но он погиб во время боя. Моджахеды поспешно похоронили его тело в соответствии с обычаями их веры. И сейчас он был уже в раю. Теперь отряд возглавлял Лучник – как самый опытный и преданный воин.

Кто бы мог сказать, глядя в его ледяные глаза и прислушиваясь к холодным словам, что впервые за три года в его сердце найдется место жалости? Даже он сам испытывал удивление. Почему в его голову пришли такие мысли? Или это воля Аллаха? Не иначе, решил он. Кто еще мог помещать мне убить русского?

– Больно, – послышался наконец шепот раненого, однако милосердие Лучника не распространялось так далеко. Моджахеды несли морфий лишь для своих раненых. Убедившись, что за ними никто не наблюдает, Лучник передал капитану КГБ фотографии его близких. На мгновение его взгляд смягчился. Русский офицер посмотрел на афганца с удивлением, преодолевшим даже боль. Здоровой рукой он взял фотографии и прижал их к груди. На лице капитана отразилась благодарность вместе с изумлением. Он подумал о своем умершем сыне и собственной судьбе. Худшее, что может случиться с ним, пронеслось сквозь туман вновь нахлынувшей боли, – это то, что он присоединится к своему ребенку, где бы тот ни находился. Афганцы уже не смогут причинить ему больших страданий, чем те, которые он пережил как душой, так и телом. Капитан достиг того мгновения, когда боль превратилась в наркотик, агония стала знакомой, даже приятной. Он слышал, что такое возможно, но не верил рассказам.

Он по– прежнему не мог мыслить достаточно четко. В охватившем его сумеречном состоянии капитан не мог понять, почему все еще жив. В Москве он слышал о том, как афганцы обращаются с пленными… Но ведь именно поэтому ты и вызвался на это задание в дополнение к собственным обязанностям, напомнил он себе. Сейчас капитан думал о предстоящей участи и о том, как навлек ее на себя,

Ты не должен умирать, Валерий, ты должен жить. У тебя есть жена, и она уже достаточно страдали, подумал он. Даже сейчас ей так больно… Мысль исчезла, словно по собственной воле. Капитан сунул фотографии в грудной карман и отдался накатывающейся тьме, теряя сознание, пока его тело боролось за жизнь. Он не пришел в себя, когда его привязали к доске и положили на повозку. Лучник повел свой отряд дальше.

Михаил Семенович проснулся от звуков битвы, разрывающих голову. На улице было все еще темно – до рассвета оставалось немало времени, – и первым действием старого полковника было пройти в туалет, сполоснуть лицо холодной водой и проглотить три таблетки аспирина. Его тело содрогнулось в приступе рвоты, но в желудке было пусто – показалась только горькая желчь. Михаил Семенович выпрямился и посмотрел в зеркало, чтобы убедиться в том, как отразилась измена на Герое Советского Союза. Он, разумеется, не мог – не хотел – прекращать свою деятельность, но… посмотри, Миша, что делается с тобой. Когда-то ясные голубые глаза стали красными и безжизненными, румяное лицо – серым, как у трупа, складки кожи свисают вниз, а седая щетина скрывает черты лица, которое когда-то называли красивым. Он вытянул правую руку – шрамы, как всегда, стягивали ее, походили на пластик. Ничего не поделаешь. Михаил Семенович сполоснул рот и пошел в кухню готовить кофе.

По крайней мере у него еще остался хороший кофе, купленный в магазине, доступ в который открыт только «номенклатуре», и сделанная на Западе кофеварка, чтобы готовить его. Старик задумался: а не стоит ли что-нибудь поесть, затем решил ограничиться одним кофе. Всегда можно пожевать хлеб в кабинете. Через три минуты кофе был готов. Он выпил чашку, не обращая внимания на то, как горячая жидкость обжигает рот и горло, затем снял трубку телефона и вызвал машину. Ему нужно было выехать из дома пораньше, и, хотя он не сказал, что собирается заехать в баню, сержант, сидящий у телефона на автобазе Министерства обороны, догадался об этом.

Двадцать минут спустя Михаил Семенович появился на улице. Его глаза слезились, и он болезненно щурился от холодного северо-западного ветра, пытавшегося загнать старого офицера обратно в подъезд. Водитель-сержант едва было не подбежал к полковнику, чтобы поддержать его, но Филитов чуть наклонился, сопротивляясь невидимой руке природы, и сел в машину, как всегда, словно залезая перед боем в свой старый Т-34.

– В баню, товарищ полковник? – спросил водитель, садясь за руль.

– Ты продал водку, которую я тебе дал?

– Да, конечно, товарищ полковник, – ответил молодой сержант.

– Молодец. Это куда полезнее, чем ее пить. Едем в баню и побыстрее – с притворной суровостью произнес полковник, – может быть, мне удастся выжить.

– Если уж у немцев не получилось убить вас, товарищ полковник, сомневаюсь, что несколько капель хорошей русской водки могут вам повредить, – весело заметил водитель.