Нелсон Демилл - Ночная катастрофа

— Это правда. Скажите, они держались с вами вежливо?

— Вежливо, но строго, — ответил Спрак. — Впрочем, человека по фамилии Нэш особенно вежливым не назовешь. Он, как бы это сказать…

— Важничал? — высказал я предположение. — Задирал нос? Снисходительно на вас посматривал? Всячески давал понять, что не верит ни единому вашему слову?

— Что-то вроде этого.

В этом весь Тедди — да упокоится его душа там, где ей всего уютнее. Только Тед мог заставить выпускника Аннаполиса и ветерана сражений в небе Вьетнама почувствовать себя не в своей тарелке. Решив сменить тему, я спросил:

— Так чем у вас все закончилось?

— Они снова посоветовали мне не делать публичных заявлений и сказали, что, когда я им понадоблюсь, они мне позвонят.

— Позвонили?

— Нет.

— Готов биться об заклад, что, если бы вы сделали заявление для прессы, они бы уже через час топтались у вашего порога.

— Они пришли к убеждению, что я, как отставной офицер военно-морского флота, находящийся в активном резерве, буду делать то, что скажут мне правительственные чиновники.

Я кивнул, потом задал ему вопрос:

— Значит, вы решили спустить все на тормозах? Смирились с этим? И в душе тоже?

— Ну, я думал, что, пока будет идти расследование, меня еще не раз вызовут — когда понадоблюсь. Все-таки тем людям предстояло допросить сотни свидетелей, а это не шутка. Потом я узнал, что спасатели стали свозить выловленные из моря обломки авиалайнера в исследовательский центр флота в Калвертоне, и на этом основании сделал вывод, что расследование продвигается вперед. Кроме того, агенты ФБР развили в здешней округе бурную деятельность: допросили всех местных жителей, спрашивали, не видел ли кто-нибудь из них поблизости подозрительных субъектов, не знают ли они о случаях несанкционированного выхода в море — ну и тому подобные вещи. Потом они стали проверять подноготную летевших рейсом номер восемьсот пассажиров… Короче говоря, я следил за расследованием из газет, поражаясь тому гигантскому размаху, которое оно приобрело, и… ждал вызова. — Он помолчал и добавил: — До сих пор жду.

— Дело закрыто, — сказал я. — Так что никто и никогда вам в связи с ним больше не позвонит.

— Но ведь ваша жена о себе напомнила, — ответил он. — А теперь я имею удовольствие беседовать еще и с вами.

— Все это неофициально.

Он задумчиво покачал головой.

— Вы не представляете, сколько раз за эти годы мне хотелось позвонить Нэшу или Гриффиту.

— Тед Нэш умер, — сказал я.

Хотя это известие наверняка удивило капитана Спрака, он ничем этого не показал.

Я добавил:

— А Лайэму Гриффиту я бы на вашем месте звонить не стал.

Он кивнул.

Я поднялся со стула и произнес:

— Хочу подышать свежим воздухом. Можете присоединиться ко мне, а можете просто уйти.

Я вышел на балкон, повернулся спиной к двери и оперся о перила ограждения. Даже доброжелательно настроенному свидетелю необходима короткая передышка. Чтобы собраться с мыслями, обдумать свое положение и ответить наконец самому себе на вопрос, во что он влезает и зачем ему все это надо. Между прочим, мне тоже необходимо было об этом подумать.

Ветер усилился, и заметно похолодало. Я всматривался в ночное небо над океаном в той части горизонта, где взорвался, превратившись в огненный шар, «Боинг-747», следовавший рейсом № 800 в Париж. Жаль, подумал я, что в тот момент на смотровой площадке не оказалось наблюдателя из береговой охраны, который видел бы все это собственными глазами. С другой стороны, капитан Томас Спрак находился неподалеку от этого места в море и все видел, но это, похоже, никого особенно не волнует.

Я слышал, как дверь у меня за спиной отворилась, и, не поворачивая головы, задал капитану Спраку вопрос:

— Как вы полагаете, не кроется ли причина трагедии в том, что у военных моряков во время учений в океане произошло что-то неординарное?

— Не думаю.

— А почему нет? В свое время эта теория пользовалась большой популярностью у средств массовой информации.

Капитан Спрак встал рядом со мной и сказал:

— Скрыть инцидент такого масштаба абсолютно невозможно. При подобном раскладе участие в укрывательстве случайного или неверно нацеленного ракетного пуска должны были вольно или невольно принимать сотни моряков и летчиков.

Я промолчал, а капитан Спрак добавил:

— Так называемый типичный моряк довольно болтлив, даже когда трезв. Но если он пьян, то готов выложить посетителям бара все приказы по флоту, а также рассказать о численности и боевых характеристиках кораблей — да и вообще обо всем, что ему известно. Откуда, по-вашему, пришла пословица: «Болтливый рот топит флот»?

— Со времен парусного флота, наверное…

— Совершенно верно. Но она справедлива и по отношению к современному военно-морскому флоту, а также к армии, авиации, береговой охране — короче, вооруженным силам в целом. Иными словами, заговор на флоте с целью сокрытия последствий неудачного ракетного пуска во время учений представляется мне делом совершенно невероятным.

— Положим. В таком случае, если вы и впрямь видели боевую ракету, кто, по-вашему, ее запустил?

— Представления не имею.

— А вы пофантазируйте.

— Не имею такой привычки.

— Пусть так. Но что бы вы сказали, если бы я стал утверждать, что эту ракету запустили арабские террористы?

— Если я даже не видел, откуда стартовала ракета, как, скажите, я могу установить национальную или религиозную принадлежность тех, кто ее запустил?

— Это вы верно подметили. А какова была бы ваша реакция, если бы я просто сказал, что пуск ракеты осуществили люди, желавшие причинить вред Соединенным Штатам?

— На это я бы вам ответил, что «Боинг-747» израильской авиакомпании «Эль-Аль» должен был следовать сразу за рейсом номер восемьсот компании «Транс уорлд эйрлайнз», но задержался с вылетом, и что именно он и мог быть вероятным объектом ракетной атаки.

— Правда? Что-то я этого не припомню.

— Об этом писали все газеты, — сказал Спрак. — Еще одна версия.

— Понятно. Как много, однако, версий. Надо будет поднять старые газеты и перечитать все, что написано о катастрофе.

Капитан Спрак никак не прокомментировал мое заявление и спросил:

— Быть может, вы хотите узнать о взрыве?

— Хочу. Но, честно говоря, сам взрыв занимает меня не так сильно, как огненный столб. Согласитесь, светящийся объект, двигающийся в сторону пассажирского лайнера, который потом вдруг взрывается, представляет куда больший интерес. Позвольте в этой связи задать вам еще один вопрос. Со дня катастрофы прошло уже пять лет. За это время вы много всего видели, слышали и читали по этому делу. Неужели ничто не заставило вас изменить свою точку зрения или хотя бы в ней усомниться? Я это к тому, что человеку свойственно ошибаться; впрочем, вы и сами не исключаете возможность ошибки. А ведь то, что вы видели, можно объяснить и по-другому, не так, как это делаете вы. Или вас заставляет столь упорно придерживаться первоначальных показаний мысль о том, что, откажись вы от них теперь, вы будете выглядеть, скажем так, несколько глуповато? Улавливаете, к чему я клоню?