Себастьян Фитцек - Терапия

— Привет, — хотел сказать он, но из-за боли в горле не произнес ни единого звука.

И тут радость сменилась ужасом.

Анна не заметила его возвращения и не поворачивалась. А продолжала сыпать ему в чай белый порошок.

— Немедленно покиньте мой дом!

Анна повернулась и недоуменно посмотрела на Виктора:

— Господи, как же вы меня напугали, доктор. Что это на вас нашло?

— Этот вопрос я мог бы задать вам. Уже несколько дней я удивляюсь, почему у чая такой странный привкус. И с тех пор, как вы появились на острове, мне день ото дня хуже. Теперь я знаю почему.

— Успокойтесь, доктор Ларенц. Вы так взволнованы!

— И не без основания. Что вы мне подмешиваете в чай?

— Да что с вами?

— Что? — закричал Ларенц сорвавшимся голосом.

Каждое слово обжигало его больное горло.

— Не выставляйте себя смешным, — спокойно ответила она.

— Что это такое? — завопил он.

— Парацетамол.

— Пара…

— Лекарство от простуды. Вот. Вы же сами знаете. После истории с Шарлоттой я всегда ношу его с собой. — И она открыла дорогую серо-черную сумочку. — Вы так плохо выглядите, что я решила сделать вам что-нибудь приятное. Разумеется, я предупредила бы вас, прежде чем вы начали бы пить. Боже, неужели вы подумали, что я собираюсь вас отравить?

Виктор уже не знал, что ему думать.

Синдбад пропал. У него самого была температура, понос и озноб. Все симптомы простуды. Или отравления. Привычные лекарства не помогали.

И уже два человека предупреждали его об Анне.

«Будь начеку. Эта женщина опасна».

— Может, вы думаете, что я и себя хочу убить? — продолжала Анна. — Смотрите, я и себе положила парацетамол, потому что тоже неважно чувствую себя. И уже выпила полчашки.

Виктор по-прежнему смотрел на нее невидящими глазами. В своем возбуждении он не мог найти правильные слова.

— Я не понимаю, что мне думать, — огрызнулся он. — Понятия не имею, забирались вы прошлой ночью ко мне в дом или нет. Не знаю, зачем вы искали в местном хозяйственном магазине какое-нибудь оружие, а потом купили разделочный нож и много метров лески. И я не знаю, что за должок у меня перед вами.

Виктор и сам понимал, как нелепо звучат его слова, хотя это были чрезвычайно важные для него вопросы.

— В конце концов, я понятия не имею, кто вы такая!

— А я не имею ни малейшего понятия о том, чего вы от меня хотите, доктор Ларенц. О чем вы говорите? Какой должок?

— Вот и я не знаю. Должок, за который я заплачу кровью, о чем вы сказали Михаэлю Бургу.

— У вас что, жар?

«Да, жар, и я собираюсь найти его причину».

— Я ни о чем не говорила с паромщиком. — Теперь и она повысила голос. — И действительно не понимаю, о чем вы.

Анна встала и отряхнула юбку.

Опять ложь. Или ее, или Хальберштадта.

— Но если вы обо мне такое думаете, то наша терапия не имеет никакого смысла.

В первый раз Виктор видел, что она по-настоящему разозлилась.

Схватив пальто и сумочку, она выбежала за дверь, но тотчас же вернулась обратно и сделала нечто ужасное, прежде чем Виктор смог ей помешать.

Она кинула коричневый конверт с окончанием истории в камин, и он мгновенно вспыхнул.

— Нет!

Виктор хотел выхватить конверт, но у него не было сил даже сделать шаг.

— Раз наши сеансы окончены, моя история не имеет для вас никакого значения.

— Подождите! — крикнул он ей вслед, но Анна не обернулась и выбежала вон, изо всех сил хлопнув входной дверью.

Она ушла. А вместе с ней пропала и его надежда узнать наконец правду о Жози. Она превращалась в дым и медленно уплывала в трубу камина.

Виктор со стоном опустился на диван и медленно обвел глазами комнату.

Что происходит? Что творится на этом острове?

Он обхватил себя за плечи и подтянул колени к подбородку.

О боже!

Его бросало в жар, а теперь начало знобить.

«Что со мной случилось? Теперь я никогда больше ничего не узнаю о Жози».

«Она хотела тебя отравить», — сказал внутренний голос. «Парацетамол», — возразил другой, лживый голос, которому нельзя было доверять.

Когда озноб прошел, Виктор смог подняться. Он поставил фарфоровые чашки с остывшим чаем на поднос и пошел на кухню. Рассеянно глядя на посуду, он не заметил порога, споткнулся — и все полетело вниз. Теперь он не мог проверить свои подозрения. Но был уверен в одном.

Чашки. В обеих чай был налит до самых краев. Он мог поклясться, что Анна не притронулась к чаю.

Надо было собирать осколки и идти на кухню за тряпкой, но тут за спиной раздался характерный негромкий звук старого факса.

Оставив все на полу, Виктор вернулся в гостиную. Уже издалека было понятно, что дело неладно. Он неторопливо взял страницу, которую выплюнул факс, и положил ее под лампу. Но это не имело смысла. Ее можно было вертеть, переворачивать или даже разглядывать под микроскопом. На факсе ничего не разобрать. Там не было никакой картинки. Ничего похожего на рисунок его дочки. Только одна хитинная черная полоса.

Когда Хальберштадт принес страшное известие, Виктор был в таком разбитом состоянии, что не мог бы вспомнить собственный телефонный номер. Что уж говорить о номере Кая. Детектив странным образом забыл перезвонить, и Виктор решил позвонить сам. Но болезнь и жар добрались до его памяти. Казалось, что кто-то перемешал всю информацию в мозгу, превратив ее в смесь из букв и цифр, которая громыхала в голове при любом движении. Поэтому он не сказал Каю про неудачный факс.

Но в данный момент это беспокоило его меньше всего. Он панически боялся яда. Спина горела, как от солнечного ожога, а мигрень перебралась с затылка на лоб, охватив теперь всю голову. На острове был один-единственный врач — он сам. При ураганном ветре, бушующем над островом, вертолет бундесвера прилетит лишь в самом крайнем случае. А Виктор не знал, насколько серьезно обстоит с ним дело. Говорила ли Анна правду? Или солгала и на самом деле незаметно подмешивала ему яд последние дни? Может ли быть, что она его отравила?

Как Шарлотту? Или Жози?

Была ли у нее возможность его отравить? Он решил подождать несколько часов. Он не мог просить врачей «скорой помощи» рисковать жизнью и лететь к нему в такой шторм. А потом вдруг выяснится, что все это ради обычной простуды. По счастью, нашелся активированный уголь и другие таблетки против отравления, которые Виктор принял вместе с сильным антибиотиком.

Позже он решил, что физическое бессилие было самым подходящим состоянием для жуткой новости, которую принес Хальберштадт. Болезнь и побочные действия лекарств затуманили его рассудок, и он не смог адекватно отреагировать на труп на веранде.

— Мне очень жаль, доктор. — Бургомистр обеими руками мял свою кепку.