Энди Макнаб - Все под контролем

Затем быстро оглядел номер — не оставили ли мы чего-нибудь компрометирующего — и вернул телефонный справочник на место. Пистолет Кева по-прежнему лежал в бачке, но это была не проблема; уборщице приходить не было причин, не говоря уже о полиции с ордером на обыск.

Прихватив пару яблок и плиток шоколада, я сунул их в карман своего нового длиннополого синего пиджака. Потом закрыл дверь, проверил табличку, и мы покинули отель.

Я тут же взял такси до Джорджтауна. Поехав на автобусе или метро, я сэкономил бы, но в такси нас не могли видеть пешеходы и пассажиры. Шофер был нигерийцем. Карта города на сиденье не внушала особого доверия, к тому же водитель едва говорил по-английски. Он использовал несколько знакомых ему слов — спросить меня, как доехать до Джорджтауна. Это было все равно что лондонский шофер, не знающий, где Челси. Я терпеливо указал ему путь по карте. Как я и предполагал, это было примерно в получасе езды отсюда.

Шел дождь, слишком мелкий для того, чтобы включить «дворники», но шофер ненадолго приводил их в действие каждую минуту. Келли грызла яблоко и глядела в окно. Я присматривался к другим отелям. Скоро снова придется переезжать.

Мы сидели молча несколько минут, пока мне не пришло в голову, что водитель ждет от нас разговора.

— В твоем возрасте я еще ни разу не ездил в такси, — сказал я. — И по-моему, до пятнадцати лет.

Келли посмотрела на меня, по-прежнему жуя яблоко:

— Тебе что — такси не нравится?

— Нет, просто денег у нас было маловато. Отчим никак не мог найти работу.

Вид у Келли стал озадаченный. Она долго и пристально смотрела на меня, потом отвернулась и снова уставилась в окно.

Машины выстроились в пробке перед Кей-бридж. [34] Мост через реку Потомак. Джорджтаун находился как раз на другой стороне Потомака, и было бы быстрее выйти и дойти пешком, но имело смысл оставаться в укрытии, подальше от чужих глаз. Теперь лицо Келли почти наверняка мелькало в газетах, если не на объявлениях. Полиция уж наверное приложила массу времени и сил, чтобы разыскать ее похитителя.

Я подался к переднему сиденью, взял карту и показал шоферу на Висконсин-авеню — улицу, идущую с севера на юг. Я помнил Джорджтаун как практически изолированный район, с несколько манерными, замысловатыми домами, напоминавшими Сан-Франциско. Тротуары были бугристые, из красного кирпича, и каждая машина была если не «БМВ», то «вольво», если не «мерседес», то «гольф» или «дискавери». На каждом доме и магазине была внушительных размеров вывеска, предупреждавшая, что данная частная собственность охраняется какой-либо фирмой. Попробуйте ворваться, и вас ждет молниеносный ответ команды, которая вас захомутает, прежде чем вы успеете схватить хоть что-нибудь.

Висконсин — широкий проспект с магазинами и жилыми домами по обеим сторонам. Мы нашли ресторан «Славные малые» через полмили вверх по холму, справа. Если говорить о ресторанах вообще, то этот выглядел довольно-таки угрюмо; весь передний фасад его был черным, вплоть до задымленных стекол; выделялась только позолоченная вывеска над входом. Было почти время обеденного перерыва; весь персонал должен был работать на своих местах.

Мы вошли через темные стеклянные двойные двери, и в лица нам сразу повеяло холодным кондиционированным воздухом. Мы очутились в конце полуосвещенного вестибюля, который простирался вдоль всего фасада. Посередине помещался стол администратора; сидящая там девушка была очень ухоженной и дружелюбной на вид. Вкус Пата произвел на меня глубокое впечатление. Девушка улыбнулась, когда мы с Келли, рука об руку, направились к ней.

Когда мы подошли поближе, я понял, что в улыбке этой таится что-то насмешливое. Девушка привстала, и я увидел, что одета она с большим вкусом: на ней была белая рубашка и черные брюки.

— Извините, сэр, — сказала она, — мы не…

Я поднял руку и улыбнулся:

— Прекрасно, прекрасно, мы не обедать. Я пытаюсь разыскать своего друга Патрика. Он часто захаживал к вам месяцев шесть-семь назад. Помните такого? Насколько мне известно, он ухаживал за девушкой, которая у вас работает. Он англичанин, у него такой же акцент, как у меня.

— Не знаю, сэр, я здесь только с начала семестра.

Семестра? Ну конечно, мы же были в Джорджтауне, на территории университета. Каждый студент был официантом или официанткой.

— Не могли бы вы позвать кого-нибудь? Мне действительно очень важно с ним встретиться. — Я заговорщицки подмигнул и добавил: — Я привез его подружку, то-то он удивится.

Девушка посмотрела на Келли и тепло улыбнулась:

— Привет. Хочешь мятную пастилку?

Келли зажала в кулачке несколько штук.

— Может быть, кто-нибудь из ваших коллег знает его? — продолжал я.

Пока девушка думала над моим вопросом, двое парней в костюмах вошли вслед за нами. Келли посмотрела на них снизу вверх, щеки у нее оттопырились.

— Привет, маленькая леди, — сказал один, рассмеявшись. — Не слишком ли рано?

Келли молча пожала плечами.

— Извините, минутку, — сказала девушка и направилась выяснять, оставив дверь за собой открытой, чтобы кто-нибудь другой встретил двух гостей и показал им их столик.

Вернувшись, она сняла телефонную трубку:

— Сейчас позвоню.

Я посмотрел на Келли и подмигнул ей.

— К нам тут пришел мужчина с ребенком, они ищут англичанина по имени Патрик, — произнесла она с таким подъемом интонации в конце, который начинался на Рэмсей-стрит и уносился в заоблачные выси.

Повесив трубку, она обратилась ко мне:

— Через минутку сюда подойдет человек.

Практически немедленно раздался звонок, и девушка принялась записывать посетителей в регистрационную книгу.

Нам с Келли ничего не оставалось, как стоять и ждать. Через минуту-другую из обеденного зала вышла официантка.

— Привет, — сказала она. — Ступайте за мной.

Похоже, дела шли на лад. Я взял Келли за руку, и мы проследовали в обеденный зал.

Здешнему населению явно нравилось принимать пищу в полутьме, поскольку все столики были освещены только свечами. Оглядевшись, я заметил, что все официантки были в коротких футболках, которые плотно облегали талию, шортах в обтяжку и кроссовках, из которых выглядывали носочки.

По правую руку, вдоль стены, протянулся бар, где лампы спускались над самой стойкой. Двое в костюмах были единственными клиентами. Посреди зала возвышалась небольшая сцена с подсветкой.

Я рассмеялся про себя:

«Ну, ты даешь, Пат!»

Как бы то ни было, но Слабак всегда пользовался успехом у женщин. В Гибралтаре он тоже жил холостяком, вроде меня, и снимал домик по соседству. Около года у него были, как он сам это называл, «отношения», но мы-то знали, что это значит. Они встретились на костюмированной средневековой вечерушке; назавтра, в четыре утра, меня разбудил шорох покрышек возле его домика, затем тяжелое хлопанье дверей и долгое хихиканье и взрывы смеха. Мы жили в домишках, которые человек способен бросить за пять минут, все постройки восьмидесятых, поэтому я слышал, как со скрипом открывается его дверь, и подумал: «А вот и мы». Затем до меня донеслась музыка и шум воды из туалетного бачка — звук, который, как ничто, способен скрасить жизнь в четыре утра. Затем еще более громкий смех, хихиканье — и тишина. В полдень следующего дня я был на кухне, ходя взад-вперед, занимаясь мытьем посуды, когда подъехало такси и королева Елизавета I и одна из ее молоденьких придворных дам выскочили из домика Пата, в париках, ужасно смущенные, и запрыгнули в такси, надеясь, что никто их не видит. Когда мы хорошенько его допекли, выяснилось, что они кувыркались там втроем, с матерью и дочкой. Конца этой истории мы так никогда и не услышали. Теперь, казалось, он вернулся к старому.