Калеб Карр - Ангел тьмы

— Злых намерений? — переспросил доктор, удивленно поднимая брови дугой.

Мистер Пиктон рассмеялся и отодвинулся от стола, съев лишь половину со своей тарелки.

— Ох батюшки, — сказал он, встав и вновь бросив взгляд на часы, пока вытаскивал трубку из кармана сюртука. — Разумеется, вы против этого слова, не так ли, доктор Крайцлер?

Доктор пожал плечами:

— Не могу сказать, что я против него, — заметил он. — Оно просто кажется мне понятием сомнительным — из тех, что я никогда особо не употреблял.

— Потому как чувствуете, будто оно противоречит вашей теории контекста, — ответил мистер Пиктон, кивнув, и начав расхаживать вокруг стола, покусывая трубку. — Но, возможно, вы будете удивлены, узнав, что на этот счет я с вами не согласен, доктор.

— В самом деле?

— Да, в самом деле! Я принимаю ваше допущение касательно того, что человеческие действия нельзя в полной мере понять, не изучив контекста всей его или ее жизни. Но что, если подобный контекст породил человека, который попросту зол? Нечестив, вредоносен, угрожающ — это лишь часть определений у мистера Уэбстера. [42]

— Что ж, — проговорил Доктор, — я вовсе не уверен в том, что…

— Я не придерживаюсь чисто академических положений, доктор Крайцлер, — поверьте, это было бы существенно, окажись у нас возможность высказаться в зале суда! — Прекратив изучать наши тарелки, резко вертя головой, точно испуганный грызун, мистер Пиктон спросил: — Все наелись? Не возражаете, если я закурю? Нет? Хорошо! — Он зажег спичку о брюки и поднес к трубке тем же быстрым резким жестом. — Как уже говорил, я знаю, что ищете вы именно объяснения преступного поведения, доктор, а не оправдания ему. И, как уже говорил, я восхищен вашим поиском. Но в таком деле, как это, и в таком городе, как этот, нам следует особенно тщательно выстраивать аргументы, чтобы они не привели к сочувственному отношению к Либби Хатч населения или присяжных. Потому что, поверьте мне, они и так будут склонны к подобному поведению, учитывая их несомненное будущее отторжение наших обвинений против нее. Любые психологические объяснения должны лишь подчеркивать мысль, что натура ее зла.

— Вы, кажется, вполне уверены в существовании зла, мистер Пиктон, — изрек доктор.

— В данном случае? Даже не сомневаюсь в этом! А когда я покажу вам кое-какие вещи — знаете, думаю, вы тоже в это поверите. — Достав часы и снова взглянув на время, хотя с последней проверки прошло не более пяти минут, мистер Пиктон удовлетворенно кивнул. — Хорошо же! Нам пора поторапливаться! На десерт, боюсь, времени не осталось — сладости вам будут позже, юный Таггерт, заодно с уроком катания на перилах! — Быстрым движением он отодвинул мой стул от стола, затем обошел его и проделал то же самое — хоть и поаккуратнее — для мисс Говард. Простерши руку к двери, он оглядел остальных: — Мы прогуляемся в суд, а потом поедем на восточную окраину. — Взгляд его остановился на главе стола. — И там, доктор Крайцлер, вы увидите и услышите нечто поразительное. О том, как одинокая женщина может сперва наложить злобное проклятье, а потом и чары сочувствия и симпатии на целый город. А когда вы познакомитесь с деталями — не говоря уже о результатах — ее методов и поступков, то, смею предположить, измените свое мнение касательно существования зла.

Наше любопытство определенно возросло, все встали, чтобы проследовать за мистером Пиктоном в двери, — и на выходе я отметил, что его возбужденная манера оказалась некоторым образом заразна, поскольку все мы начали двигаться и говорить намного быстрее и несдержаннее. Все мы, я имею в виду, кроме доктора, который спокойно и с любопытством прошел в холл, явно сосредоточившись мыслями на Либби Хатч, но в то же время обладая достаточным количеством энергии, чтобы, помимо того, пытаться понять загадку нашего хозяина.

Из размера домов на Хай-стрит в Боллстон-Спа вполне явственно следовало, что у местного высшего света улица эта была не одно поколение в большой чести. Были там здания даже поболее дома мистера Пиктона — те же, что поменьше, компенсировали сей недостаток своей стариной, а стилем попроще, но от того не менее изящным, наводили на мысли о деньках, когда белый человек впервые подчинил мощь Кайадероссерос своим денежным планам. Некоторые деревья вокруг домов поновее были молодыми, но имелись и массивные тенистые долгожители, кои свидетельствовали о возрасте этой земли, когда на ней начал строиться город, — и, изучая эти крепкие клены, дубы и вязы, я вновь начал с сожалением думать о том, что некогда прекрасному участку ландшафта суждено было превратиться в невзрачный маленький фабричный городок. И все же ощущение горечи и утраты делало это место до странного подходящим для разговоров о такой женщине, как Либби Хатч.

— Еще перед самым рождением второго ребенка, — сообщил мистер Пиктон, когда мы покинули двор, — Либби была той же непостоянной женщиной, какой ее все это время знали в городе. Но потом она внезапно переменилась — и всерьез. Будто превратилась в любящую мать и преданную жену, счастливую в том положении, какого большинство женщин худшему врагу не пожелают.

— Но ведь она могла, — пробормотала мисс Говард, — на самом деле быть не такой, какой казалась, мистер Пиктон? В конце концов, никому, кроме самой пары, не дано знать интимные стороны брака. Может, она и вправду выучилась заботиться о старике.

— Даже не слушай ее, Руперт, — вмешался мистер Мур. — Она лишь пытается дать рациональное объяснение браку своей подруги Нелли Блай и этой старой развалины Симена.

Знай мы все мистера Пиктона чуть получше, уверен, мисс Говард пришибла бы мистера Мура прямо на месте — на деле же она лишь бросила на него один из своих убийственных взглядов.

Мистер Пиктон слегка хихикнул:

— Сказать по правде, что-то во мне готово согласиться с вами, мисс Говард.

— Сара, — кивнула мисс Говард, с привычной резвостью меняя грозный видна весьма пленительную улыбку. — Прошу вас.

Даже увлеченный своим рассказом, мистер Пиктон покраснел и чуть запнулся:

— О, я… я польщен! И вы должны звать меня просто Рупертом, Сара, — если, разумеется, имя вам по вкусу. Некоторым не нравится. Я отзываюсь почти на любое, Мур подтвердит. Однако я отвлекся! Да, Сара, если бы я мог поверить, что Либби Хатч и впрямь всерьез заботилась о муже или детях, дело это меня бы так не мучило. Но что вы мне скажете на следующие события? Примерно через два с половиной года после рождения второго сына настроения Либби вновь в одночасье изменились. Сегодня — приятная обаятельная горожанка, которую люди постепенно начали признавать, а назавтра — обернулась старой собой. И даже хуже, на самом-то деле: она превратилась в хмурый и на вид отчаявшийся комок нервов. Ее, по-видимому, крайне терзала судьба старого сквалыги, коего она и только она научилась любить.