Ричард Кондон - Маньчжурский кандидат

— Это была моя собственная идея.

— О чем ты говоришь, Реймонд, дорогой? Не забывай, я слишком хорошо тебя знаю.

— Это была моя собственная идея.

— Ну, что же, замечательно. Прекрасная идея. Вчера об этом писали все газеты Сент-Луиса, а сегодня, конечно, новость распространится повсюду. Хорошо, что хоть Марти Вебер позвонил, и мы успели подготовить небольшое представление. Джонни пообещал сделать все возможное, чтобы помочь семье этого погибшего мальчика, и прочее в том же духе. Все прошло замечательно, и теперь ты, я уверена, не станешь там задерживаться и не откажешься сфотографироваться с человеком, который не только член твоей семьи, но в прошлом был губернатором, а теперь является сенатором твоего родного штата.

— С каких это пор ты стала привлекать армию и ФБР, чтобы при съемках выбрать для Джонни ракурс поудачнее? Ладно, оставим это. Он только что рассказал мне об этой гнусной идее устроить парад в честь моего награждения. Возможно, для нас с тобой медаль и не представляет никакой особой ценности, зато вся страна придерживается на этот счет другого мнения. И я не собираюсь принимать участие в этой дешевке, в этом проклятом параде только ради того, чтобы Джонни заработал еще несколько паршивых голосов!

— Парад? Какая чушь!

— Спроси своего простофилю-мужа.

Со стороны могло показаться, что мать Реймонда отвлеклась от разговора с сыном и обращается к Джонни, однако на самом деле тот четыре минуты назад покинул комнату, направляясь в парикмахерскую.

— Джонни! — сказала она в пустоту. — Кто тебя надоумил приставать к Реймонду с каким-то там парадом? Неудивительно, что мальчик рассердился… Это вовсе не парад! — продолжила она в телефонную трубку. — Так, небольшой кортеж встретит тебя в аэропорту. Никаких маршей, знамен и оркестров. Знаешь, Реймонд, ты все-таки очень странный. Я, твоя родная мать, не видела тебя целых два года. И что же? Ты звонишь и первым делом бормочешь что-то насчет парада, Джонни, ФБР, военного самолета, но когда дело доходит до…

— Что еще планируется в Вашингтоне?

— Небольшой обед.

— С кем?

— С несколькими очень важными журналистами и телевизионщиками.

— И Джонни там будет?

— Конечно.

— Так не пойдет.

— Что?

— Я в этом не участвую.

Последовала долгая пауза. Глядя в ожидании ответа на девушку, Реймонд только сейчас заметил, что у нее фиалковые глаза. Между тем его память начала разматывать тонкую шелковую нить прошлых обид.

Прошло почти два года с тех пор, как он видел свою мать — одержимую, вечно обуреваемую идеями женщину, которая, словно Кот в сапогах, направляла по жизни своего неотесанного маркиза Карабаса; женщину умную, но абсолютно бесчувственную. За два года Реймонд получил от нее три письма.

В первом она сообщала, что организовала доставку в Сеул фанерной фигуры Джонни в натуральную величину. В это время там как раз находился генерал Макартур. Нельзя ли сделать так, чтобы Макартур сфотографировался в обнимку с фанерным Джонни? А она уж позаботится о том, чтобы этот снимок облетел весь мир. Во втором письме мать интересовалась, не обсудит ли Реймонд с солдатами из их штата возможность поставить свои подписи под рождественскими посланиями к Джонни и жителям штата, как бы от имени всех боевых товарищей Джонни? И, наконец, в третьем она писала, что глубоко разочарована и возмущена тем, что Реймонд даже пальцем не шевельнул, чтобы выполнить скромные просьбы своей матери, которая трудится день и ночь ради благополучия и уверенности в завтрашнем дне обоих своих мужчин.

Реймонд два года провел вдали от матери, но сейчас, вслушиваясь в ее гнетущее молчание, он чувствовал, как его сопротивление медленно тает. Реймонд всегда с трудом выносил ее многозначительное молчание. В конце концов она снова заговорила. Голос изменился — теперь он звучал резко, даже грубо. Убийственно, пугающе, угрожающе.

— Если ты не сделаешь то, о чем я прошу, Реймонд, то, клянусь могилой моего отца, очень, очень пожалеешь об этом.

— Хорошо, мама. Я все сделаю.

Содрогнувшись, он попытался положить трубку на аппарат, стоявший в полуметре от его руки. Трубка упала на кровать, но у Реймонда возникло ощущение, будто он непременно должен поставить в этом тягостном разговоре точку. Он поднял трубку и осторожно положил ее на рычаг.

— Это моя мать, — объяснил он Маделл. — Жаль, что больше мне нечего сказать о ней такой милой девушке, как ты.

Он подошел к запертой двери и в отчаянии прислонился к дверному косяку.

— Я спущусь в фойе через час.

Ответа не последовало. Реймонд повернулся к постели, развязывая пояс нового синего халата. Перед ним на голубых простынях лежала Маделл. Волосы у нее были цвета слоновой кости, с розовыми кончиками; попадались и розовые пряди. Дым воспоминаний заклубился в его сознании, затуманивая реальность. До Реймонда внезапно дошло, что он никогда не видел обнаженной ту другую девушку, Джози. Мысль о Джози, лежащей перед ним подобно прелестной, призывно постанывающей Маделл, возбудила Реймонда до такой степени, что его детородный орган встал, словно туда впрыснули твердый абразивный порошок. Реймонд набросился на девушку, как будто задавшись целью выжать из нее все соки. Она ничего не имела против; более того, отдалась ему с лучезарной готовностью и торжеством.

Если даже Маделл суждено дожить до глубокой старости, она и тогда не забудет то утро своей далекой юности, когда на нее обрушилась бушующая стихия. В минуты страха и одиночества она будет вызывать в памяти эти яркие переживания, но так никогда и не узнает, что была не только первой женщиной в жизни Реймонда, но и первой, кого он поцеловал по-настоящему. Откуда Маделл было это знать? Откуда ей было знать, что от сексуальных комплексов парня избавили чуть меньше года назад, в Маньчжурии?

Четвертого июля 1951 года китайский строительный батальон прибыл в город Тунг-Хва, находящийся на корейской территории в сорока трех милях от границы, и занялся подготовкой операции, которая была запланирована еще в 1936 году и достигла своего логического завершения в 1960, в Соединенных Штатах Америки. Майор, командовавшим этим батальоном, некий Шу Ма Сунг, ныне работает адвокатом по гражданским делам в городе Куньмин.

Маньчжурия расположена в субарктической зоне, но лето здесь жаркое и влажное. Тунг-Хва — индустриальный город с развитой пищевой промышленностью, лесопильными заводами и гидроэлектростанцией. Население составляет около девяноста тысяч человек, почти столько же, сколько в городе Терре-Хот, штат Индиана; но, в отличие от последнего, здравоохранение как таковое здесь отсутствует.

Китайский батальон начал строительство около военного аэродрома, расположенного примерно в трех милях от города. Сооружение возводилось из готовых блоков, выкрашенных в разные цвета и разбросанных по земле. Сборщики напоминали игрушечных человечков, расхаживающих среди кусков гигантской мозаики. Чтобы скрыть следы сборки, по окончании строительства здание обрызгали свинцовой краской алого цвета, которой обычно красят амбары. Шестого июля в семнадцать часов девятнадцать минут батальон завершил строительство двухэтажного здания, получившего название «Исследовательского павильона». Оно состояло из двадцати двух комнат и небольшого зала. Стены были сделаны из особого стекла, пропускающего свет лишь в одном направлении. На первом этаже имелось несколько уютно обставленных гостевых комнат с обычными стенами, предназначенных для начальства из Москвы и Пекина.