Уилл Лэвендер - Тест для убийцы

Сегодня Дэннис перешел эту грань.

— Какие предметы у тебя в этом семестре? — спросил ректор. Начался другой вальс, и Дэннис заметил, что Элизабет танцует с кем-то еще. Но смотреть она продолжала на него.

— Экономика и финансы. Курс философии Западной цивилизации с Дугласом. Еще логика и мышление.

— Логика и мышление, — повторил Орман. — А кто читает?

— Уильямс.

И тут во взгляде ректора что-то изменилось. Он сосредоточенно посмотрел на Дэнниса.

— И как? — Голос ректора изменился, стал более сдержанным.

— Курс… интересный, — пробормотал Дэннис.

— Уильямс, — задумчиво произнес ректор, как будто говорил сам с собой. — Забавный человек этот Уильямс. Я помню, какой скандал тогда разразился вокруг его книги. Сколько неприятностей было.

Дэннис хотел узнать еще. На самом деле он жаждал выяснить побольше не только потому, что это отвлекало его от мыслей об Элизабет, но и по той причине, что Уильямс и его предмет заинтересовали Дэнниса. Все казалось таким…

Вдруг рядом возникла Элизабет и взяла мужа за плечо.

— Пошли, Эд, — лаконично сказала она, глядя на Дэнниса, который так и не сумел прочесть ее взгляд.

— Увидимся, Дэннис, — кивнул ректор. Он потерял ход мыслей, что случалось с ним не так уж редко. Некоторые полагали, что у Ормана появились первые признаки старческого слабоумия; большую часть времени он сидел, запершись, в «Карнеги» и никого не принимал.

Позже, когда розовые лучи восхода, разметавшись по небу, упали на Верхний двор, Дэннис вернулся резиденцию «Тау» и неожиданно вспомнил, что именно сказал Орман о профессоре. Несмотря на то что было уже раннее утро, а Дэннис не спал почти сутки, как ни пытался, уснуть он так и не смог.

К воскресенью Мэри наконец удалось отвлечься от Уильямса и Полли. Вместе с Саммер Маккой они ходили за покупками в галерею Уотермилл и пообедали в итальянском ресторане под названием «Адиже». А когда поздно вечером они разошлись по общежитиям, мысли Мэри были весьма далеки от Курса логики, точнее, от личности самого профессора.

Но теперь, два часа спустя, она снова думала об Уильямсе. Например, о том, чем он мог заниматься в этот момент. Преподаватель был таким… загадочным. Ни приемных часов, ни биографии на веб-сайте. Словно, как и в случае с Полли, он не мог обойтись без целого набора подсказок. Мэри открыла роман Пола Остера «Стеклянный город», который читала по второму и единственному предмету в этом семестре под названием «Литература постмодернизма и новый экзистенциализм». Мэри его ненавидела. Она проходила так называемый «бродячий семестр», то есть ей требовалось учиться не более шести академических часов в неделю. Само название возникло оттого, что вместо занятий вполне можно было прогуливаться по двору университета и — как когда-то его основатели — черпать глубокие и обширные знания у самой природы. (Мэри заметила, что большинство студентов, находящихся на «бродячем семестре», обогащали свою личность, распивая пиво и незаконно скачивая музыку из Интернета.)

Мэри легла на кровать, подперев книгу коленями, и попыталась забыть о Полли и ее создателе. Но слова романа никак не шли на ум. Через каждое предложение она то и дело прерывалась, мысли разбредались, и Мэри вновь представляла себе Уильямса. Она воображала профессора в домашней обстановке: как он, облаченный в пижаму, расхаживает босиком по деревянному полу, пристально смотрит в окно и пьет кофе из треснувшей кружки. Нужно признать, Уильямс ее очаровал. Ей нравилось все: как профессор отказался давать им хоть сколько-нибудь существенную информацию для работы, как вел их от вопроса к вопросу. Во всем чувствовалась некая опасность, но это была именно та опасность, то приключение, которого Мэри так не хватало после разрыва с Дэннисом.

«Исчезновение Полли как раз представляет собой хитроумную головоломку», — сказал тогда Уильямс.

Полли. Профессор попытался придать ей реалистичности, показав студентам странные фотографии. Мэри вспомнила Полли на снимке — веселую улыбающуюся девушку в летнем платье, на траве, закрывающуюся от камеры. Где растет эта трава? Кто эта девушка на самом деле? Кто-то из знакомых профессора? Его дочь? А красноглазый Майк? Мэри показалось, что она уже где-то видела тот диван, но не могла вспомнить, где именно. Учится ли Майк в Винчестере? Может, Уильямс использовал снимки, не предупредив этих людей о своей цели?

Сев за компьютер, Мэри запустила поисковую систему. Написала «профессор Л. Уильямс» и получила более тысячи совпадений. Преподаватели с таким именем работали в университете Южного Орегона, университете Де Пола, Восточной Каролины, в колледже Бард. Мэри сократила поиск: «профессор Л. Уильямс, университет Винчестера». Сорок совпадений. Вновь она увидела его биографию — совершенно бесполезную, никчемную ссылку. Ей попалась пара информационных бюллетеней, в которых профессор упоминался как «доктор Уильямс».

Было уже поздно, одиннадцатый час. Рано утром в понедельник у Мэри намечалась лекция, и она знала, что если скоро не ляжет спать, то на следующий день пожалеет об этом. Она открыла еще несколько ссылок, в которых Уильямса лишь смутно упоминали, указывая его ученую степень, но никак не имя. Мэри захотелось узнать его. Она не знала причины, но почему-то это было необходимо. Мэри не сомневалась, что имя профессора как-то поможет разобраться в деле Полли.

На третьей странице результатов поиска Мэри увидела то, что искала.

Перед ней оказался пресс-релиз к статье профессора, написанной в 1998 году. Статья называлась «Состав преступления», и автором значился Леонард Уильямс.

Леонард. Мэри произнесла имя вслух, пробуя слово на вкус. Она едва не рассмеялась. Профессор Уильямс никак не походил на человека, которого могли звать Леонард, тем не менее так было сказано в пресс-релизе. Неоспоримый факт. Из тысячи попыток Мэри ни за что бы не угадала, что профессора зовут именно Леонард.

Она вернулась к поисковику «Гугл» и указала более полную формулировку: «профессор Леонард Уильямс из университета Винчестера».

На этот раз сорок пять совпадений. Сердце Мэри едва не остановилось, когда она прочла название первой же ссылки: «Известный профессор Винчестера обвинен в плагиате».

Зазвонил телефон.

Еле дыша, Мэри сняла трубку:

— Алло? — услышала она собственный голос.

— Мэри?

Звонила ее мать из Кентукки. На расстоянии многих миль звук, как обычно, доносился сквозь треск и шипение. Мэри не переставала удивляться: быть может, где-то там вечно бушует гроза, которая постоянно прерывает любвеобильные фразы родителей. И тут ее посетила странная мысль: «Колодец». Голос звонившей раздавался как будто со дна колодца.