Всеволод Каринберг - Матрица или триады Белого Лотоса

Руслан Аракиев жил в Красноградске, в подмосковном городке, вместе с матерью, своей тихонькой женой и ребенком. Окончил строительный институт. Создатель и руководитель секции карате в своей родной школе, уже после ее окончания. Детишек в секции воспитывал строго, - задержал деньги за занятия на один день, от занятий отстраняешься. Ввел дни полного контакта, после чего и сам тоже приходил с побоями с занятий, но довольный и окрыленный. В другое время он заставлял себя ходить на тренировки, они все реже приносили физическое удовлетворение, и он мучился этим. Небольшие деньги приносили маленький доход, но бросать их не хотелось. Он как бы пристегнул других к своей жизни, чтобы ее оправдать, по этой же причине вечно занимал у всех деньги, злился на себя и кредиторов, когда их нужно было отдавать, но делал это постоянно.

Он попивал, особенно после смерти отца, потом сестра уговорила его "зашиться". Сестра, Людмила, живет там же, но отдельно, в другом подъезде престижного дома. В молодости она "ошиблась", но удачно нашла крепкого хорошего парня, бывшего офицера-десантника, певуна и гитариста, родила второго ребеночка. С новым мужем гоняла на мотоцикле, лазила под воду с аквалангом, вместе пила водку, но фильтровала его друзей. "Вампирша", это видно было по ее "примаку", у которого повышенное давление от злоупотреблений, а еще губа, кто-то разбил ее ядовитые зубы в молодости. Руслан время от времени бил в ванной своего шурина, "чтоб не выступал, алкоголик".

Сестра кроме строительного, получила второе, юридическое образование, и устроилась юристом- консультантом на работу в строительный холдинг "Центр-Ответственность". Брата своего она взяла управляющим к своему хозяину. Там же менеджером в магазине "Видео" работал и ее муж.

Речь Руслана тихая, казалась спокойной, но он начинал мычать, когда его прерывали в разговоре, затыкал языком себе рот и заикался, а когда видел, что собеседник жалел его и поэтому не противоречил или сворачивал разговор, начинал не на шутку злиться. Впоследствии, когда "Фантом" занялся им, я излечил его от заикания у нас в медицинском центре.

Поражало, что он был с абсолютно-правильными, какими-то "картонными" моральными ценностями. Он был сентиментален по-американски, - тебе задают вопрос глумливый, а ты в ответ обезоруживаешь зрителя своей наивностью и еще школьными представлениями о добре и зле. К таким людям плотно прилипают стереотипы поведения.

Генерал Аракиев перебрался в Подмосковье из крупного войскового округа с семьей, сделав удачную карьеру. Шла подготовка крупномасштабной мировой войны. Он, приходя, домой, снимал папаху и шинель, надевал пижаму, плотно ужинал, пока растянувшийся желудок не говорил ему, что - всё. Ел он жадно и неряшливо, вздергивая тонким носом, поросшим волосами, зрелище - ну, хорек! Потом включал телевизор, заваливался на диван круглым животом вверх, брал в руки газету и вскоре уже храпел. Он по-своему любил своего позднего сына. Но любовь это не насилие и не страх. Уже в окружном городе, когда Руслан ходил в школу, где учились дети соседнего детдома, хулиганистые и отчаянные, отец установил ему жесткий порядок жизни.

Дом был престижный, старинный. Стол, стулья, серебряный сервиз: стаканчики с красно-сине-белой эмалью и гербом где вензель, - все было трофейное, немецкое. Легенда говорила, капитан, командир роты с орденом Красного Знамени, смахнул со стола в плащ-палатку шнапс в бутылке, сервиз со стола, когда он въехал на танке прямо в гостиную богатого немецкого бюргера в Эберсвальде, следом пошли и стол и стул. Майора получил в Академии в Ленинграде. Руслан хорошо помнил этот стул. Стул стоял в комнате с высокими потолками, закругленными у стен углами, скрипучий паркет, длинные высокие батареи отопления.

Родился ребенок, его мыли в банной комнате в тазу, поставленным в ванну, глубокую с прямыми стенками. Таз убирали, ребенка водружали на стул, заботливые руки матери обтирали его голенькое тельце махровым полотенцем, а он держался ручонками за спинку стула, и довольно пофыркивал. Потом стул стоял в коридоре у телефона на стене, черного с рожками, ножки стула были вечно запыленные, дуло из-под двойной двухстворчатой двери с тамбуром. Руслан в детстве забирался на него и подолгу вслушивался в то, что происходило за дверью. На первом этаже ОП милиции, общество слепых, диспетчерская ЖеКа. Дворники татары на таинственном пятом этаже, куда детям запрещалось ходить, там был лаз на крышу. В дворике дома была заброшенная клумба с пустым постаментом в середине, от бюста Сталина.

В школе Руслана не любили, он учился на "отлично", но не имел друзей. Сплоченные детдомовские забирали у него карманные деньги, пинали его, а он только стоял с опущенными руками, не смея поднять на обидчиков безвольных глаз. Он приводил иногда новеньких одноклассников домой, думая, что отец не будет в присутствии чужих заставлять его выполнять распорядок дня. Тот тыкал пальцем в бумажку расписания на стене, грозно покрикивая, начинал вытаскивать из штанов ремень. "Но я уже сделал уроки. - Я проверю, иди тогда заниматься на турнике в свою комнату. - Я хочу гулять с друзьями. - Всему свое время". Он, атлетически сложенный, перед небольшим коренастым отцом, плакал, опустив руки. Высокий и сильный он перечил отцу сквозь слезы, заикаясь. Отец тащил его в кабинет, оттуда взрывались рыдания Руслана и шлепки ремня.

Когда у Руслана родился свой ребеночек, он понял, что жизнь его не удалась. Мальчика он не заставлял заниматься спортом, тот рос тихоньким и слабеньким, склонным к меланхолии.

Став управляющим в особняке хозяина в Жуковке на Рублево-Успенском шоссе, первое время он гордился этим, мог запросто зайти в кабинет его. Доброжелательные слуги много не болтали. Ему нравилось, как функционировал порядок в доме, размещались и чистились в просторных высоких комнатах дорогие безделушки. На антикварных тумбочках в вазах ежедневно менялись пышные цветы, никаких горшков под окнами. Ему нравилось, как расставлялась великолепная посуда в столовой и порядок подачи блюд, простых и всегда свежих, работал повар. Все знали свое дело, никто не указывал, кому что делать. Чистенькие вышколенные служанки в кружевных передничках с выпирающими грудями, набранные специальными службами из числа местных, которые жили, рождались и работали в этих престижных местах всегда, тихо расхаживали по дому. Как спокойно и беззлобно временами хозяин брал их в кабинет, как они радостно и подобострастно отдавались ему. Моральные ограничения и зажатость возникают только у малоимущих, озабоченных повседневной жизнью, у них нет стабильного будущего. Уборщицу в Жуковке нельзя было уволить, она знала, что ее работа у хозяина - на всю жизнь.